Избранное - [69]

Три четверти седьмого…

Где живет Эва? В какой комнате? Выбираем беспроблемность вместо сложности! Я поднял трубку местного телефона.

— Простите, она живет не в доме отдыха, а за развилкой дороги…

Туда я не пойду. Где живет Кати и кто она?

Следовало подумать, как спросить о ней. Не мог же я обратиться к дежурному с просьбой любезно сообщить мне, в какой комнате живет женщина по имени Кати, с которой я танцевал вчера вечером.

Встав под холодный душ, я почувствовал, как это хорошо, как восхитительно, насколько умнее становлюсь я от душа (я всегда считал, что источник душевных расстройств и болезней — это ненормальный образ жизни, к какому людей либо принуждают, либо они сами выбирают его из лени), тут же я сообразил, что о Кати можно разузнать у обслуживающего персонала, но пока это не срочно, а вот со снегом пообщаться необходимо тотчас же, немедленно.

Зазвонил местный телефон.

— Алло, — мокрый, я выскочил из-под душа.

— Господин главный врач, вас просят на третий этаж в двести первую комнату. Очень срочно. Печи.

Дежурный не договорил, трубку выхватил Печи. Он нервничал.

— Говорит Печи. Привет, прости, пожалуйста, что так рано бужу. Если можешь, подымись сейчас же сюда.

— Через две минуты, я только что вылез из душа.

Спустя две минуты я был там. Сердце сильно билось, но я приписал это тому, что взбежал по лестнице. Постучал — молчание. Еще раз постучал — никакого ответа. Открыл дверь — Эржи лежала на постели с закрытыми глазами. Мужа в комнате не было.

Разве мне одеться быстрее, чем ему подняться на два этажа? Я развеселился.

— Что с вами, милая дама?

Она открыла глаза, посмотрела на меня, слегка покачала головой: ничего.

— Собственно говоря, ничего, просто Ференц нервничает.

— Какой у вас месяц?

— Думаю, четвертый.

— Это первый ребенок?

— Да.

— Не надо водить машину. И слушать речи сумасбродов вроде меня. Вы ощущаете что-нибудь, кроме дурноты?

— Да нет… с меня вполне достаточно дурноты.

— Верно. По мне, лучше ногу отрезать, только бы дурноты не чувствовать… Нет болезни, которая сравнилась бы с минутной дурнотой! Какое у вас давление?

— Нормальное.

— Сердце тоже хорошее. Но вы излишне нервничаете. Знаете, мне не хочется давать вам успокоительное. Конечно, если хотите, я дам. Но считаю это глупостью.

— Я проснулась на рассвете, и мне стало страшно. Даже пот выступил…

— Знаю. Бывает.

— Вы очень меняетесь в роли врача, на себя не похожи, правда?

— Да нет, человек не меняется, всегда остается самим собой. И вы не стали другой из-за того, что теперь в положении, и я не стану другим, разве что вы меня обнадежите.

— Я спросила потому, что вы говорите со мной, как с ребенком, словно успокаиваете.

— Ну, чтобы еще и взволновать вас, скажу: я не стану вас обследовать. По-моему, ничего серьезного нет.

— Это меня не тревожит.

— Какого черта вы хотите, чтобы я обязательно вас встревожил?

— Я не хочу.

В этот момент вошел Печи.

Мы пожали друг другу руки, он вопросительно поглядел на меня, я ободряюще ему улыбнулся, словно речь шла о том лишь, как хорошо мы провели время после того, как он вызвал меня, потом я сел на стул и попросил у него сигарету.

— Да, да, — любезно промямлил он, не зная куда деть руки и ноги. — Да, прошу, пожалуйста. — И стал шарить по столу, хотя сигареты были у него в руке. — Только не знаю, как теперь… дым…

Я с удивлением уставился на него.

Вечером они оба курили, и Печи дымил немилосердно. Вот почему он не сразу сюда поднялся. Не осмеливаясь дымить здесь, он выкурил сигарету возле дежурного. Не предполагал, как видно, что я так быстро приду.

Я взглянул на Эржи:

— Закурите и вы.

— Нет, нет, — запротестовал Печи, — ей не надо… ей вообще вредно курить, и по моему непросвещенному мнению…

Я встал и потрепал лежащую на постели женщину по щеке.

— Конечно, курить не обязательно… Однако не разрешайте ему так нянчиться с вами.

Я протянул руку Печи.

— Все в порядке.

И, так как он тупо глядел на меня, потрепал его по плечу.

— Все в порядке. Никаких неприятностей, если не считать единственной, заключающейся в том, что твоя жена мне нравится и я бы охотно за ней поухаживал. Но по иронии судьбы это, как минимум, было бы неприятностью для меня.

— А… — Он не отпускал моей руки, цеплялся за меня, боясь остаться наедине с женой.

Ого, подумал я.

— А скажи… ты не думаешь, что… все же ты… специалист… и… горный воздух…

— Я ее не обследовал, но знаю, что ничего у нее нет.

— Ты меня очень обяжешь, если посмотришь ее.

— Что ж… пожалуйста… Тогда, будь любезен, возьми ключ от моей комнаты. В шкафчике найдешь коньяк, выпей для успокоения духа, пока я не приду за тобой. Из вас двоих ты нервничаешь больше. Такое случается.

Он вышел, я посмотрел на женщину.

— Какая нелепость, — сказал я.

Она молча глядела на меня, как милые зверек, глаза которого излучают доверчивость и жизнелюбие. Как косуля, в глазах которой, если столкнешься с ней в лесу, никогда не бывает страха.

— Ваш муж трус, — сказал я. — Каким симпатичным он казался мне вчера…

— Прошу вас, оставим это…

— …Каким симпатичным казался мне вчера, а сегодня, нате вам — не осмелился остаться с вами наедине. Испугался вашего больного тела. И доверил его мне. Повторяю вам, это нелепо.