Избранное - [66]

— Смеюсь над ударом. Девушка подала крученый снизу, а другая захотела отбить его сверху. В результате — сетка.

Она задумчиво смотрела на меня.

— Вас это занимает?

— И это тоже.

Я старался продлить проведенные с ней минуты, хотя прекрасно знал, что сейчас это бессмысленно, нельзя же продлевать их до бесконечности, пока я не добьюсь иного, большего, чем уже достиг. Если насчитывать себе штрафные очки за промахи, это был просчет, за который полагался штраф — мне следовало уже уйти от нее.

— Я даже имени вашего не знаю, — буркнул я.

— Моего?

— Да. Знаю только фамилию.

— Вот как? Не знаете? Меня зовут Эржи. Но если вы спросили для того, чтобы называть меня по имени, то радости мне это не доставит. Муж называет меня малышкой, и вообще наше знакомство… знаете, мы живем по-старомодному, только самые близкие… и я не жалею, что это так. Но вот освободился стол, хотите сыграть? Конечно, у вас колоссальное преимущество передо мной, но будет гадко, если вы дадите мне это почувствовать.

6

Я хотел переодеться к ужину, но увидел, что небо совершенно чистое и луна почти полная. И мне захотелось снега, холода. Мгновенье поколебавшись, я решил: пойду-ка лучше кататься на лыжах.

Кроме лыж, я не взял с собой ничего. Надевая их у дверей дома отдыха, я подумал, что следовало бы взять фонарик: вдруг облака заволокут луну. Но обратно возвращаться не хотелось.

У парка я свернул, одним прыжком перемахнул через забор лесника и ощутил счастье: на что мне эта женщина?! Снег, зимняя природа и среди всего этого — я!

Я замечал уже, что спорт и вообще физические достижения чрезвычайно способствуют развитию эгоцентризма. Это явно эгоцентризм заставлял меня мчаться вниз, наслаждаясь бегом, как никогда раньше, опасностями, скрытыми обманчивым светом луны, ведь даже днем через лес, через вырубку пробегаешь с осторожностью. Я не осторожничал, хотелось мчаться, лететь; когда удавалось благополучно миновать очередной пень, во мне начинал звучать гимн самообожания: какой я ловкий, какой удачливый! Потом я вдруг здорово шлепнулся.

Сначала показалось, что сломал руку, но, ощупав ее, выяснил, что все в порядке, просто сильный ушиб. Решил вернуться обратно.

И тут я рассмеялся, так как понял, что весь этот безумный бег был затеян ради нее, ради Эржи. Веду себя будто школьник, рассчитывающий на то, что его возлюбленная во что бы то ни стало узнает, какие подвиги он совершил ради нее.

Не влюбился ли я в самом деле?

Я был абсолютно уверен, что нет. Она даже не в моем вкусе. Белокурая, распускающаяся астра (хотя, будучи знаком с историей литературы, я всегда представлял астру только брюнеткой!), которая… Нет, наши нервные системы функционируют в разном ритме, наши мысли неодинаковы, когда один заговорит, другой не подхватит, не воскликнет, что именно это он хотел сказать, и вовсе не пленяют меня ее жесты, движения…

Я возвращался по собственным следам, пересек шоссе. Навстречу шла машина; мелькнула мысль: они!

Я не поднял руку, смысла не было, я находился в каких-нибудь десяти минутах от дома отдыха, но мысль, что, быть может, это они, — а это были не они, не их машина, — так кольнула меня, что я ощутил себя очень несчастным — хоть в снег вались тут же, на месте!

Несколько мгновений я смотрел вслед машине, пытаясь разобраться в своих чувствах. Ощущение обездоленности от того, что Эржи принадлежит не мне, а инженеру, было столь острым и явственным, что я решил идти напролом, презрев все условности. Я должен ее добиться, она мне нужна, а коль скоро она нужна мне — все средства хороши!

Я медленно подымался наверх. Никакими трюками тут ничего не добьешься, это бесспорно. Но женщин трогают, умиляют кроткие, преданные трубадуры… которые ничего от них не требуют. Особенно под обманчивой личиной.

Добравшись до дома отдыха, я чуть не врезался в группу отдыхающих. Было их человек шесть. Печи тоже, видимо, после ужина решили совершить прогулку при луне.

— Это вы?

— Потому вы и не пришли ужинать?

В лунном свете людей узнаешь с трудом, но Эржи я узнал сразу, потом, по голосу, ее мужа — ясно, что он рядом, остальные меня не интересовали.

— Я вам завидую, — сказала Эржи.

— Почему?

— Да вот вздумали побродить в горах — и тотчас отправились. Ночью.

От крутого подъема я вспотел, поэтому снял перчатки, шапку, даже куртку расстегнул, но при этом чувствовал, что голова у меня горячее обычного и сердце бьется, как днем в зале для игры в пинг-понг. И все из-за этой женщины! Которая говорит банальности. Если б еще она хотела раздосадовать меня, но нет, она вовсе этого не хочет, напротив — стремится приласкать, утешить добрым словом за то, что днем отвергла (а чего другого было ожидать?). И такая женщина меня волнует?!

— Вы хорошо знаете горы, товарищ Шебек? — спросил чей-то голос.

Мне показалось, что то был голос девушки, которая днем пригласила меня сыграть партию в настольный теннис, впрочем, в лунном свете легко было и ошибиться. Кто бы она ни была, но, задав свой вопрос, она подкинула мне возможность порисоваться своим знанием гор, уменьем разбираться в картах, ходить на лыжах, но я почувствовал, что все это не даст мне никаких преимуществ. Нет.