Избранное - [41]

Шрифт
Интервал

— А почему это нехорошо?

Ульвецкий взял Янчи на руки. Он держал ребенка в своих землистых, сильных и цепких руках, и ему казалось, что это Янош или Жужка. Придушить его, и конец, на свалку, как цыпленка со свернутой шеей. Так он и сделает!

Ульвецкий ощерился. Вышел во двор, осмотрелся. Вспомнил: на прошлой неделе возле хлева вырыли яму для гашеной извести. И он направился туда.

Янчи испугали его глаза и железная хватка; Ульвецкий держал его, как ястреб — голубя. Держал так, что не вырваться.


Убийство сынишки Галов долго волновало народ. Страшное, загадочное преступление. За что убили ребенка? Шандора Ульвецкого вскоре арестовали; сначала он отпирался, потом равнодушно во всем сознался. Люди недоуменно спрашивали друг друга: за что он убил мальчика? На суде адвокат просил освидетельствовать психическое состояние обвиняемого, затем сказал, что его окружение, воспитание объясняют, хотя и не оправдывают злодеяния. Когда Ульвецкого приговорили к смертной казни, оставались еще такие, кто не понял до конца происшедшее. Чего только не случается, говорили люди, покачивая головой; они так и не осознали, что классовая борьба — это классовая борьба и что жизнь наша полна еще борьбы.


1953


Перевод Н. Подземской.

В бурю

(История, рассказанная Шандором Ботом)

1

Мы стояли на якоре в Бадачони. Привлекли нас сюда знаменитые здешние вина. Прибыли мы утром и, как водится, задержались; незаметно перевалило за полдень, потом солнце стало клониться к закату. А между тем надвигался шторм.

На яхте нас было четверо. Йошка, жена его Клари, Анти — мой двоюродный брат, и я. Ни один из моих спутников самостоятельно никогда еще не ходил под парусами, катались так, для развлечения, хотя надо отдать им должное, кое-чему они все же научились, так что в случае нужды могли бы, пожалуй, исполнить мою команду, и даже довольно точно. Однако яхтсменами мои пассажиры были никудышными, впрочем, ничего от них и не требовалось. Все мы отдыхали, нам было хорошо вместе. Вообще, славные это были ребята.

Когда мы спускались с горы, я стал их поторапливать. Не нравилось мне небо, не нравилась погода, я предпочел бы заночевать в Фонёде или Лелле. Но они немного опьянели, им было весело, да и мне тоже. Благие намерения таковыми и остались. Спускались мы и без того медленно, уже на полпути солнце почти зашло, а тут еще Клари в восхищении замирала перед каждым красивым домом и заявляла, что хочет тут жить.

Там, на горе, ничто не вызывало тревоги. Но как только мы ступили на берег, в лицо ударил юго-западный вечер. И такой у него был запах — и дождя, и шторма, и черт его знает чего еще, что я заволновался, и мне подумалось: все же легкомысленно бросили мы наш «Поплавок» на легком якоре, не приняв никаких мер предосторожности. Поставили мы его у середины мола, вытравив шесть метров якорной цепи.

Я бросился к воде.

Яхта спокойно покачивалась на якоре метрах в пятнадцати от мола. Нет, на ночь ее непременно надо переставить, потому что если налетит шквал — а чутье мне подсказывало, что этого не миновать, — то якорная цепь окажется слишком короткой, и яхту выбросит на камни.

— Побыстрей, ребята, — попросил я.

Досадно было, что мы так припозднились, теперь придется несладко: предстоит выгребать против встречного ветра, чтобы отойти еще метров на пятнадцать, никак не меньше.

Не успели мы сесть в ялик, как кто-то закричал:

— Перевернулись!

— Что?

Мы не услышали, что там еще кричали. С яхты нам тоже ничего не было слышно, но, всмотревшись в бинокль, я и впрямь заметил далеко в озере, в направлении Сиглигета-Кестхея, километрах в двух от нас, что-то похожее на опрокинувшийся маленький швертбот. Да нет, пожалуй, и все три километра наберется.

На молу суетились и кричали люди. Обычная история. И наверняка никому в голову не пришло вызвать спасательный катер.

Я разглядывал в бинокль перевернувшееся суденышко и не очень понимал, отчего с ним случилось такое. Шквал надвигался со стороны Сентдёрдя-Кестхея, но темной ряби еще не было видно, там, в открытом озере, ветер был свежий, но не больше пяти баллов. Впрочем, возможно, что их накрыл порыв шестибалльного ветра. И готово. Видимо, так.

— Дай-ка сюда, — попросил бинокль Йошка.

— Погоди.

Ветер дует вроде бы оттуда, но, как видно, заходит к западу. Рано или поздно их прибьет к берегу, боюсь, что скорее поздно: прежде их протащит по всей длине Балатона, до самого Тиханьского полуострова.

На всякий случай я заметил место, чтобы, если понадобится, и вслепую добраться до них.

Вслепую… Хо-хо. Через полчаса стемнеет.

И если они перевернулись сейчас, при первых порывах шквала, то это наверняка новички.

А раз новички, то многого они просто не знают, стало быть, не знают самого главного — что если их не несет к берегу, то надо отдавать якорь.

— Ну дай посмотреть на минутку, — снова попросил Йошка.

— Погоди.

Я размышлял.

Как пить дать новички.

Я не ошибся, ветер медленно заходит к западу. И что хуже всего — через полчаса станет совсем темно.

Так что даже если кто-нибудь из этих болванов на молу догадался не мешкая позвонить на спасательную станцию, то катер в лучшем случае придет сюда уже в кромешной тьме. Поскольку здесь, в Бадачони, спасательной станции нет.


Рекомендуем почитать
Кулау-прокажённый

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Киш, сын Киша

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Из неизданных произведений

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сочинитель

Роман Гарольда Роббинса во многом автобиографичен. Главный герой — неунывающий повеса, неисправимый донжуан Удачи и неудачи, бедность и богатство, муки творчества и любовные страсти не задевают его глубоко. Он путешествует по своей феерической жизни "налегке", от неизвестного сочинителя эротических рассказов до писателя с мировым именем.


Ранние всходы

Сидони-Габриель Колетт (1873–1954) — классик французской литературы XX века. Ее произведения читали и читают во всем мире, романы переведены на все языки мира. Творчество Колетт поразительно многообразно — изящные новеллы-миниатюры и психологические романы, философские дневники и поэтические произведения, пьесы, либретто и сценарии… Но главное для писательницы — бесспорный талант, блистательные сюжеты и любовь женщины.В эту книгу включены романы «Рождение дня» и «Ранние всходы».


Клеймо. Листопад. Мельница

В книгу вошли три романа известного турецкого писателя.КлеймоОднажды в детстве Иффет услышал легенду о юноше, который пожертвовал жизнью ради спасения возлюбленной. С тех пор прошло много лет, но Иффета настолько заворожила давняя история, что он почти поверил, будто сможет поступить так же. И случай не заставил себя ждать. Иффет начал давать частные уроки в одной богатой семье. Между ним и женой хозяина вспыхнула страсть. Однако обманутый муж обнаружил тайное место встреч влюбленных. Следуя минутному благородному порыву, Иффет решает признаться, что хотел совершить кражу, дабы не запятнать честь любимой.


Избранное

Книга состоит из романа «Карпатская рапсодия» (1937–1939) и коротких рассказов, написанных после второй мировой войны. В «Карпатской рапсодии» повествуется о жизни бедняков Закарпатья в начале XX века и о росте их классового самосознания. Тема рассказов — воспоминания об освобождении Венгрии Советской Армией, о встречах с выдающимися советскими и венгерскими писателями и политическими деятелями.


Старомодная история

Семейный роман-хроника рассказывает о судьбе нескольких поколений рода Яблонцаи, к которому принадлежит писательница, и, в частности, о судьбе ее матери, Ленке Яблонцаи.Книгу отличает многоплановость проблем, психологическая и социальная глубина образов, документальность в изображении действующих лиц и событий, искусно сочетающаяся с художественным обобщением.


Пилат

Очень характерен для творчества М. Сабо роман «Пилат». С глубоким знанием человеческой души прослеживает она путь самовоспитания своей молодой героини, создает образ женщины умной, многогранной, общественно значимой и полезной, но — в сфере личных отношений (с мужем, матерью, даже обожаемым отцом) оказавшейся несостоятельной. Писатель (воспользуемся словами Лермонтова) «указывает» на болезнь. Чтобы на нее обратили внимание. Чтобы стала она излечима.


Избранное

В том «Избранного» известного венгерского писателя Петера Вереша (1897—1970) вошли произведения последнего, самого зрелого этапа его творчества — уже известная советским читателям повесть «Дурная жена» (1954), посвященная моральным проблемам, — столкновению здоровых, трудовых жизненных начал с легковесными эгоистически-мещанскими склонностями, и рассказы, тема которых — жизнь венгерского крестьянства от начала века до 50-х годов.