Избранное - [38]

Так обстояли дела, когда вернулся с курсов Янош Гал.

Весна наступила внезапно, преждевременно; даже глубокие старики не могли припомнить такой ранней весны, у них оживились глаза, когда в конце февраля стало припекать солнышко и потом вдруг теплый ветер точно развеял зиму. Проснувшись утром, люди обнаружили, что на улице теплынь, скованная ночным морозцем земля оттаяла и ребятишки могут шлепать по лужам. Весна пришла неожиданно, совсем неожиданно. Еще накануне вечером небо было пасмурным, а к утру стало чистым, ярко-синим. Мужчины, повернувшись на другой бок, обняли жен; лисица в лесочке высунула мордочку из норы и, почуяв весеннее тепло, отправилась на охоту за курицей. В тот день Жужа проснулась рано, — солнечный луч скользнул по ее лицу, — и, вскочив с кровати, вышла из комнаты в одной рубашке, босая; так приятно было ступать по теплому полу кухни. Она прошлась по двору, у колодца плеснула водой в лицо и от удовольствия даже вскрикнула и рассмеялась. Весна пришла, подумала Жужа, уже весна, а Янош все не возвращается, почти полгода, как он уехал.

Жужа ждала его со дня на день.

Она отодвинула засов в курятнике, посвистела в ответ запоздавшей синице, не замечая при этом, что бродит по двору босая, в одной рубашке, и спохватилась, лишь когда увидела велосипедиста, свернувшего с проселочной дороги. Встрепенувшись, она побежала на кухню, натянула кое-как платье, а гость был уже тут как тут, на пороге: это Ульвецкий привез телеграмму от Яноша, тот сообщал, что приедет сегодня вечером.

Жужа обрадовалась, от восторга чуть не бросилась на шею Ульвецкому, — так хотелось ей поделиться с кем-нибудь своею радостью; она прыгала, громко смеялась, тряся крепкими своими кулачками, и тут председатель вдруг обнял ее за талию.

— Идите к черту! — закричала она, не на шутку рассердившись: ей пришлось от него отбиваться. — Ополоумели вы, что ли?

Он и вправду ополоумел и злился на самого себя: чего так долго тянул волынку и упустил прекрасную возможность, а сегодня возвращается ее муж. Ну, не дурак ли: все ходил вокруг да около, шутил, привязывался к ней, вместо того чтобы сразу перейти к делу. Теперь уж поздно. Он хрипло смеялся, а Жужа шипела, билась в его руках, дралась, царапалась. Царапайся на здоровье. Он срывал с нее одежду, глаза его налились кровью, едва он коснулся ее обнаженного тела. Ух ты, сейчас эта женщина куда соблазнительней, в сто раз соблазнительней, чем шесть лет назад.

Жужа была в отчаянии: он сумасшедший, сумасшедший…

— Я сейчас закричу на всю округу! — пытаясь вырваться, пригрозила она.

Они стукнулись о кухонную дверь, стекло со звоном разбилось. Воспользовавшись его минутным замешательством, Жужа высвободилась, тут же выскочила из кухни и, захлопнув дверь, заперла ее на ключ.

— Это дорого вам обойдется, — прошипела она, грозя ему кулаком, разъяренная, как ведьма. Борьба так истощила ее, что она едва держалась на ногах. — Сволочь, подлец, пропади ты пропадом, ты еще ответишь за это, мой муж тебе покажет.

— То-то здорово будет, — заржал Ульвецкий, — а ты ему покажешь след от моей пятерни на своей сиське, а?

У Жужи широко открылись глаза; силы вдруг покинули ее, она рухнула на пол и отчаянно зарыдала. Потом, вытерев слезы, побрела в комнату посмотреть на спящего в кроватке сына; ей стало так страшно, словно кто-то сжал в кулак ее сердце: господи, что, если б мальчик проснулся и вышел на кухню?

Внезапно ее охватил безысходный ужас: ведь Ульвецкий — зверь, он на все способен… он… он…

Расширенными глазами она смотрела прямо перед собой: а что, если рассказать обо всем мужу? Коли промолчишь, Янош по-прежнему будет дружить с Ульвецким и тот не перестанет ходить сюда…

Ужасно, ужасно, но как рассказать ему об этом и о прошлом, о старом, ведь и сейчас ничего бы не случилось, если бы тогда, когда она была батрачкой…

Сжав кулаки, она с леденящей ненавистью думала о том, что Ульвецкий и теперь еще держит батраков; ее трясло, словно в лихорадке; как во времена батрачества, она чувствовала свою беззащитность, — выходит, богачам всегда все дозволено, почему у них такая легкая жизнь? Ей все припомнилось, хотелось от ярости затопать ногами: «Позор, позор нам, что такой подлец — председатель нашего кооператива».

Ульвецкий тоже задыхался от ярости; взбудораженный, распаленный, он готов был все сокрушить вокруг, попадись ему в тот момент кто-нибудь под руку, он задушил, убил бы его. Его ничуть не смущало, что Жужа исполнит свою угрозу; пусть говорит что угодно; в таких случаях молва не щадит женщину: сама хороша, коли довела до этого… Он же еще и посмеется над ней!

Упустить такой случай! Он ненавидел Жужу, ее мужа, весь мир. Зачем он надрывается, какого черта? Чтобы создать образцовый кооператив для них, для жалких тварей? Ради этих гадов вставать чуть свет, ложиться за полночь, — да разве это жизнь? И он, дурень, еще пытался сделать человека из ее мужа, этого бессловесного дубины, Яноша Гала!

Янош Гал приехал с курсов, пылая жаждой деятельности. Эти полгода оказались для него необыкновенно плодотворными. Он готов был ночь напролет втолковывать Жуже, как, по его мнению, должны жить люди. Ведь вся мировая история доказывает, что человеческий труд способен преобразить жизнь. А люди порой ленятся, работают плохо, бездумно. Вот египтяне еще пять тысяч лет назад понимали, какую пользу приносит орошение, а членов кооператива теперь приходится всячески убеждать, что необходимо увеличивать площади орошаемых земель. Наукой уже давным-давно доказано, да и в специальных книгах написано, каким образом такие сельскохозяйственные работы, как рыхление земли, обработка ее волокушей, поверхностная или глубокая вспашка, влияют на развитие растений. Что ни говори, наука — великое дело.