Избранное - [8]

— Заходите ко мне, напою вас чаем и дам коня.

Старик посочувствовал убитому горем Чултэму, а тот, поглаживая сломанную ногу коня, бормотал:

— Лучше б я ногу сломал! Какого коня собирается дать мне старик? Наверно, лошадь из своей телеги. В таких случаях говорят: «Не на коне, на деревяшке едешь». — Чултэм взял наконец себя в руки и осмотрелся. Вдали виднелась еще одна стоянка бурят. Их Чултэм знал — они не первый год кочевали вдоль Онона и Улдзы, а ему это было не по нраву. Одно время он даже подумывал о том, как выдворить их отсюда. Пробовал прибегнуть и к помощи Джонон-вана. Однако еще до революции богдо-гэгэн издал указ, разрешающий бурятам, как людям монгольской расы и единого с монголами вероисповедания, переселяться в Монголию. Видно, не последнюю роль в этом деле сыграли их щедрые подношения властям. И народное правительство, судя по всему, не собирается их изгонять. Правда, говорят, оно было весьма озабочено, узнав, что среди переселенцев много князей и вообще лиц неблагонадежных. Но и их пока не отправляют назад. Жаль, что бэйсе не удалось предстать перед бурятами во всей красе. А на телегу он ни за что не сядет — не подобает это монгольскому князю.

Кое-как добравшись до дому, Чултэм отдохнул и через несколько дней отправился к бурятам в полном параде. Поверх дэли — хантаз, в руках — ташур[15]. Голову его венчала шапка с фарфоровым шариком и павлиньим пером — знак княжеского достоинства.

Но еще не доехав до стоянки знакомых бурят, Чултэм неожиданно наткнулся на небольшое новое стойбище. Женщины и девушки были одеты тут весьма необычно. Чултэма, приехавшего верхом на красивом сером жеребце, встретили почтительно. Бэйсе обратился к мужчинам, разгружавшим телегу:

— Есть среди вас главный?

— Есть. Как не быть! — ответили те с низким поклоном.

— Как его зовут? Где он?

— Зовут его гулба Дунгар, а найти его можно вот там. — Мужчины указали на деревянное строение в самом центре лагеря.

— Гулба? Что значит «гулба»?

— По-нашему — князь, глава рода.

Чултэм привязал коня к коновязи, которой служила простая ивовая рогатина, и тут же навстречу ему вышел грузный, уже немолодой мужчина. Пояс едва сходился на его толстом животе, голову украшала черная китайская шапочка. Бэйсе поклонился.

— Приветствую и желаю благополучия, гулба Дунгар!

— И я желаю здоровья и благополучия знатному халхасскому князю. Прошу его пожаловать в дом.

Чултэм успел заметить, как сверкнули хитрые глаза гулбы под тяжелыми нависшими веками. Видать, хитер этот гулба.

Жена и дочь хозяина проворно расстелили шелковый стеганый тюфячок, усадили гостя, поставили перед ним низенький столик. Чултэм осмотрелся. Справа на божнице перед изображением бога Арьявала были расставлены золотые и серебряные кадильницы, кувшинчик, чайничек — словом, все необходимое для жертвоприношения. Слева один на другом стояли два больших окованных жестью сундука. Стену напротив входа украшал ковер искуснейшей работы с изображением замка. Никогда прежде бэйсе Чултэму не приходилось видеть столь роскошного ковра! Очевидно, переселенец гулба — человек не просто состоятельный, как он предполагал, а настоящий богач. Тем временем супруга гулбы накрыла на стол, разлила по пиалам чай.

— Мы слыхали о вас много хорошего, уважаемый князь, — степенно сказал гулба. — И непременно навестили бы вас, если бы нам не сказали, что вы в отъезде. Мы бежали сюда от смуты, пришли с верой, что страна, где почитают буддизм, примет нас, несчастных, и приютит.

Бэйсе догадался, что такую складную речь гулба сочинил заранее, а вот у него в ответ ничего подготовленного не оказалось.

— Мы, князья, теперь ничего сами не решаем. У нас есть народное правительство, вся власть в его руках. Права богдо-гэгэна ограничены, — сдержанно и довольно холодно ответил бэйсе.

— А я слышал, что в вашем аймаке князья по-прежнему заправляют всеми делами.

— Да, но приходится учитывать и перемены, которые происходят в стране, — несколько смягчился Чултэм. Про себя он уже решил держать с гулбой ухо востро.

— Что бы там ни было, а мы рассчитываем на вашу милость и со своей стороны готовы всячески вам служить, — дружелюбно продолжал Дунгар. Вынув из сундука фарфоровый сосуд в паутине трещин, он наполнил чаши вином. Ароматный коричневый напиток оказался очень крепким и необыкновенно вкусным — бэйсе пробовал такой впервые. За чаркой следовала чарка, и Чултэм уехал от гулбы совсем хмельной. Напоследок он бросил внимательный взгляд на женщин.

В тот день халхасец и бурят отлично столковались.

На следующий день гулба созвал глав айлов. Если принять в расчет и ламу, то собралось восемь мужчин и одна женщина, вдова, муж которой погиб на русско-германском фронте в 1916 году. На руках у вдовы Сэрэмджид остались пятеро сыновей и дочь Сэмджид, та самая, с которой подружилась в дороге дочка гулбы. В силе и ловкости Сэрэмджид не уступала иному парню, а за время перекочевки в Монголию проявила столько преданности гулбе, что иногда он полагался на нее более, чем на всех мужчин, вместе взятых. Гулба заявил собравшимся, что настало время подумать о мирной жизни на новом месте, что с местной знатью вполне можно поладить и первые шаги в этом направлении уже сделаны. Однако чужбина есть чужбина, говорил гулба, и надо получить официальное разрешение поселиться на монгольской земле, придется, видно, хлопотать не только в хошуне и аймаке, но и до правительства дойти. И тут словами ничего не уладишь. Прежде всего следует вручить щедрые подарки местным ванам и нойонам. Действовать надо сообща, в одиночку не потянем. У него, гулбы, например, от прежнего богатства и следа не осталось.