Избранное - [7]

Вот варианты, причем самые яркие, самые привлекательные. Осман Вук? Беспощадный зверь, прикрывающийся маской отчаянного и веселого забулдыги! Шехага? Человек великих страстей, высокой любви и великой ненависти, но замкнут на своем, мстит за сына, весь мир поэтому считает виноватым и в этой вражде холоден, расчетлив и так же беспощаден. Может быть, Рамиз? Полубезумный бунтарь, готовый пожертвовать и собой, и половиной человечества ради того, чтобы скинуть «тиранов», но и у него впереди тупик, ибо, скинув своих противников, он окажется на их месте и начнет силой вынуждать к тому, что почитает счастьем. Так ведь и сердар Авдага, подлец и сыщик, думает, что он подталкивает к счастью слепое и непонятливое человечество!

И это, повторяю, самые яркие, самые сильные, по-своему благородные люди! Что же говорить о слабых — они вызывают только жалость и насмешку: и тихий трус Молла Ибрагим, честно сознающийся в своем бессилии, и шумливый прожектер Махмуд Неретляк, шутовством прикрывающий свой ужас перед жизнью, и мудрый Сеид Мехмед, который понял, что единственный путь спасения в этом мире суеты и жестокости — воспитать в себе равнодушие ко всему на свете. Самый близкий Ахмеду человек, его жена Тияна,— единственный образ, в котором Меша Селимович хотел поселить сочувствие и понимание,— не более чем покорное эхо героя, и отсюда странная художественная неорганичность Тияны, в характере которой старательно выписанное бытовое, сугубо «женское» начало должно компенсировать совершенно немыслимый для нее полет философской мысли… Единства не получается; однако и противоречивый образ Тияны по-своему свидетельствует о тяжкой абсурдности и разрозненности мира людей.

Целого нет. Люди раздроблены, бессильны, несчастны. Мир бесструктурен. Солдаты умирают под Хотином за совершенно непонятные интересы Оттоманской Порты. Родственники, измученные ожиданием, шлют солдатам письма, в которых пишут, будто живут хорошо, но письма до солдат не доходят: обозники в первую же холодную ночь разжигают этими листочками костер. Знаменосец, смельчак, не ведающий страха, ходивший в десятки атак и невредимым вышедший из-под тысячи пуль, вернувшись после роспуска войска в свое село, становится садоводом. Падает с груши, разбивается. Ахмед Шабо, заикнувшийся о том, что его мучит бессмысленность происходящего, изгнан со службы и остается в одиночестве, как прокаженный. «И хоть говори, хоть кричи — все впустую, никто ничего не слышит. Еще немного — и начнут проходить сквозь меня, словно я воздух, или брести по мне, словно я вода». Мир романа состоит из жертв и насильников. Таковы люди — если смотреть на них прямо, не убаюкивая себя иллюзиями.

Как быть чересчур зоркому человеку, сделавшему это чудовищное открытие? Как жить?

Зажмуриться. Исчезнуть. «Вжаться в камень», чтобы не заметили, чтоб прошли мимо, чтоб оставили в покое. Как вжимался в камень на глазах Ахмеда Нуруддина человек, бежавший от палачей,— видение, которое выбило из колеи дервиша… Желание вжаться в стену, слиться с камнем, перестать быть человеком — постоянный соблазн и Ахмеда Шабо, героя «Крепости». Если человек — только жалкая тварь, судорожно дерущаяся за свое животное спасение, то где найти силы оставаться мыслящим существом? Чтобы выжить, надо перестать мыслить, надо сделаться тем, что ты есть, так сказать, «по определению»,— тварью.

«Искус тварности»… Вспомним еще раз «Дервиша и смерть».

История дервиша — это драма человека, знающего, что участие в людской борьбе навяжет ему бесчеловечные «правила игры», но знающего также, что неучастие обречет его на еще больший ужас: на прозябание и молчаливую подлость. История дервиша это «искус деяния». Это смертный выбор личности, выявляющей себя в акции, ибо, очертя голову отдав себя тому, во что поверил, обретает человек «хоть на мгновение» свое высокое имя. На мгновение — потому что в следующее мгновение он должен пожертвовать собой, погибнуть в борьбе. Дервиш и смерть — вот союз, каковым оплачивал Ахмед Нуруддин свое существование как личность.

Общая черта дервиша и героя «Крепости» — поиск высокого предназначения. Отказ от участия во зле. Желание быть добрым, найти опору Добру. Как и дервиш, Ахмед Шабо наделен духовной проницательностью, ненужной и опасной в этом мире дерущихся. Оба ищут Смысл, оба зрячи: оба хорошо видят, где черное, где белое, оба знают, где химеры, где реальность. Иллюзий нет ни там, ни тут.

Но там человек, стремясь выявить в себе высокое, шел навстречу трагедии. Навстречу смерти, которая его возвышала.

Здесь человек решается выжить.

Дервиш и жизнь — вот странный, противоречивый и удивительный смысл «Крепости». Тот самый дервиш, который не умел и не хотел жить бессловесной тварью. И та самая жизнь, в которой копошатся, топя друг друга, эти бессловесные твари, лишенные веры, добра и сострадания.

Противопоставляя этой полуживотной морали мораль человеческую, Меша Селимович наделяет своего героя мучительно болезненной совестью. Совесть для Ахмеда Шабо как крест, хоть и невидимый. «Укрылась во мне, как сиротка, и молчишь, как сиротка, ничего не просишь… и, пока я о тебе не помню, все хорошо, но, как вспомню, готов со стыда сквозь землю провалиться. Почему, не понимаю… Я даже не знаю, что ты такое, тебя нельзя увидеть, нащупать… Ты безрассудна, чужой горький опыт тебе не указ… Тебе бы найти человека сильного…», «Я — маленький человек…»