Избранное - [208]

— Он знал, на что идет, и это не пугало его. Как же ты можешь его уговаривать, чтоб он отрекся от себя?

Так мы пришли к тому, с чего начали, то есть ни к чему.

— Ох, боже мой,— вздыхала Тияна.

— Вот горе-то,— сокрушался Махмуд.

Но его беспокойный ум не в силах удовлетвориться одними стонами, он тут же ищет выход.

— А может, тебе заболеть? Поешь сырой картошки, жар поднимется, как в горячке. А я приведу Авдагу — пусть посмотрит.

В том состоянии, в котором я находился, это не показалось невероятным, я и без сырой картошки заболею — от горя, страха и безвыходности.

Только все это чепуха, ничего я этим не выиграю. И с чего вдруг горячка начнется у меня именно сегодня? Да если и поверят, подождут, пока я выздоровлю. Не есть же целый год сырую картошку!

Махмуд высказал мнение, что меня оставят с Рамизом наедине и тогда я скажу ему: «Так-то и так, брат, спасай, в большую беду я попал».

Он забыл, что Рамиз — в еще большей.

Так мы долго мусолили три скудных мыслишки, но ни к какому решению не пришли. Помочь они мне ничем не помогли, однако я и тому был рад, что я не один.

12. Тоска и ярость

На следующий день я тоже не нашел выхода, да и перестал его искать. Голова отупела от бесплодных размышлений, мозг работал вхолостую.

Я ждал, что за мной вот-вот придут и куда-нибудь поведут. Может быть, дорогой я наконец сделаю выбор между унижением и гибелью.

Когда раздался стук в дверь, я не сомневался, что это сердар Авдага пришел за мной по распоряжению Джемала Зафрании. Он назначен мне судьбой в ангелы-хранители, разлучит нас только смерть. Чья, не знаю, но предпочел бы, чтоб не моя. Что поделаешь, раз по-другому нельзя.

Однако вошел не ожидаемый черный ангел, а нежданный-негаданный Осман Вук, приказчик Шехаги.

Он внес в нашу каморку свою красивую, русую, ветрами опаленную голову, свой смех, свой веселый, бесшабашный нрав. Хотя я помню его и другим.

— Вы что? Молитесь за упокой чьей-нибудь души? — спросил он со смехом.

— Да так как-то.

— Тогда в чем дело? Почему нос повесили?

— Ждали мы тут одного человека.

— Горюешь, что не пришел?

— Упаси бог. Унес бы его дьявол подальше!

— Кто он? Что ему надо?

— Долго рассказывать. Ты по делу? Я слышал, ты и вчера заходил.

— Заходил. Шехага тебе кланяется и просит прийти к нему. Поговорить надо.

Я удивился: обращался он явно к Тияне.

— Так кого зовет Шехага?

— Тебя, кого же другого? Так и велел сказать: «Кланяется и просит». А мне приказал никуда не заходить, ни в какие кофейни, и непременно тебя отыскать. Я и побежал, испугался, дурак, что опять не застану тебя дома.

— Я целыми днями дома,— ответил я настороженно.— А почему ты себя дураком называешь?

— Потому что ума бог не дал. У человека ведь всегда ума нехватка. Разве так уж было бы страшно не застать тебя дома?

Восхищенный взгляд, который он не сводил с Тияны, красноречиво говорил, почему он предпочел бы не застать меня дома.

Как он смотрел на нее вчера? Что же он говорил ей с глазу на глаз, если при мне такое говорит?

— Да и мимо прошел бы, тоже было бы не страшно,— сердито бросил я.

— Почему, приятель? Что я тебе сделал?

— Ты прекрасно знаешь, что ты сделал,— спокойно заметила Тияна.— Не люблю такие шутки.

— Да что с вами, люди добрые, на какую мозоль я вам наступил? Ничего дурного и в мыслях не держал, клянусь жизнью детей.

— Нет у тебя детей — вот и клянешься ими!

— Как знать, сношенька. Только ничего дурного я не думал. Человек я со всячинкой, но неплохой. Разве что разозлюсь. А на вас что мне злиться? И вы на меня зла не таите. Договорились? Ну, пойдем к Шехаге?

— Неохота сейчас.

— Почему? Если ты на меня озлился ни за что ни про что, за хорошие слова, так ведь Шехага в том не виноват. Давай, улыбнись и протяни мне руку. Сегодня я уже по горло сыт неприятностями.

— Сам на них нарываешься.

— Да нет же, брат! Играл я вчера в кости. Подходит ко мне один торговец, я с ним накануне рассчитался, и говорит: «Приехал сегодня тут садовник из Брчко, сливами торгует, у него умерла богатая тетка и оставила ему большое наследство, дурень и помчался на радостях в Сараево кутить. Если не побрезгуешь объегорить дурака, поищи его». «Не побрезгую»,— ответил я. Не я, так другой охотник найдется. И пошел за Мухаремом Пево. Он игрок классный, я рядом с ним ребенок. Так и так, говорю. Возьми с собой деньжат, поначалу мы немного проиграем, чтоб садовник вошел во вкус, а потом — помогай ему бог. Ты, пожалуй, ему и на обратную дорогу в Брчко не оставишь. «Ничего, пешком дойдет»,— смеется Пево. «Выигрыш пополам».— «Ладно, пусть будет по-твоему». Встретились в Каменном хане. Тут и садовник, бедолага. «Часто играешь?» — спрашиваю я его. «Не слишком часто, но всегда удачливо. Если будет везти, как в последние дни, берегитесь. А и проиграю малость, не беда!» Господь с тобой, не малость ты проиграешь, думаю я про себя, а все, что у тебя есть. А он словно читает мои мысли. «У меня,— говорит,— сто дукатов, больше с собой не взял. А сколько у вас?» Мы обалдели. Сто дукатов, ведь это целое богатство! Вижу, Пево совсем терпение потерял, глаз не сводит с кучи монет, еле языком шевелит. Начинай, говорит, чего ждать! Погодите, говорит садовник, сначала словом перекинемся, как у людей водится. Посмотрим, сколько у вас денег. Мы с трудом наскребли пятьдесят дукатов. Пево сбегал и занял еще у хозяина трактира. Сели играть, бросили кости Мухарема. Вижу, садовник простофиля простофилей, добрый человек, да умом бог обидел. Сразу стал проигрывать, но ничего — смеется, вина и закусок нам поставил. «Для хороших людей ничего не жалко»,— говорит. Я так даже расстроился. Выигрывать я люблю, но и играть люблю, а здесь, похоже, скоро и конец будет. Но вдруг все перевернулось, садовник перестал проигрывать, а мы начали. «Что такое? — веселился садовник.— Никак счастье на мою сторону перекинулось!» И в самом деле. Как бы мы ни бросали, у него всякий раз лучше. «Вот чудеса-то!» — кричит он, а сам все забирает и забирает банк. Напрасно мы дули на кости, обносили их вокруг головы, подолгу трясли в зажатом кулаке. А садовник знай кивает головой и нас подбадривает: «Все надо испытать!» — и берет банк. Меня обчистил за полчаса. Пево — за час. В конце оставил нам мелочишку, чтоб было на что выпить, и спрашивает, когда еще встретимся. А мы с Пево смотрим друг на друга, не можем в себя прийти от изумления. Что такое, что сделал с нами глупый садовник? Пево кусает губы, вращает глазами, не то ему обидно, что проиграл, а то, что все про это узнают. А меня смех разбирает. «Что с тобой? Чего смеешься?» — удивляется Пево. Да как же не смеяться? Неужто не видишь, что нас обмишурили? Какая тетка, какое наследство? Это же мастер своего дела, почище нас с тобой! «Да, иной раз побалуешься»,— добродушно улыбается садовник. Ну, ладно, говорю ему. Ты здорово нас надул, но дай и нам хоть чем-нибудь поживиться. Как это ты бросаешь кости так, что всегда получаешь то, что хочешь? «Откровенно говоря, я сразу заметил, что в костях свинец, он-то и тянет на большие очки. Пока не наловчился бросать, проигрывал. А потом вы стали проигрывать. Как видите, все без обмана». Так и отделал нас садовник, да еще признался, что это торговец навел его на нас. Как охотника на дичь. Мы попросили его хоть не рассказывать про все про это и сами не стали о своем позоре трезвонить. Неохота дураками себя выставлять! Потому и говорю: сыт я сегодня бедами по горло.