Избранное: Романы, рассказы - [283]

Шрифт
Интервал

Назойливые просьбы мертвецов смолкли, но мои нервы ничуть не успокоились, меня не покидала взволнованность, передавшаяся мне от потусторонних наследодателей.

Надо чем-то заняться! Я начинаю перебирать вещи в комоде, и сразу в руки мне попадается игрушка, которую отец подарил мне когда-то на Рождество. Это шкатулка со стеклянной крышкой и донцем, а внутри — фигурки, вырезанные из мягкой и легкой как вата сердцевины бузинных веток: мужчина, женщина и змий. Если потереть стекло кусочком замши, фигурки наэлектризуются и будут то притягиваться друг к другу, то отталкиваться, прыгать, прилипать к стеклу, змий же, глядя на них, потешается и на радостях вьется причудливыми кольцами. Я усмехнулся: «Вот и они возомнили, что живут как хочется, а меж тем ими движет могущественная внешняя сила». Однако мне не пришло в голову, что и сам я мало чем от них отличаюсь: меня вдруг обуяла жажда деятельности, и я не заподозрил, что это снова подступают ко мне покойники со своим неугомонным желанием жить, только теперь они прикрылись новой личиной.

«Дело, дело, дело! — стучало у меня в мозгу. — Вот что нужно. Нужно совершать поступки. Да, именно поступки. Не те, которых дожидаются от меня своекорыстные предки, нет, я должен совершить нечто великое!»

Словно зерна, пролежавшие в земле много лет и наконец проросшие одно за другим, во мне настойчиво пробиваются мысли: «Иди к живым, совершай деяния на благо людей, ведь ты неразделим с человечеством! В великой битве с Медузой стань мечом!»

В комнате невыносимо душно, я распахиваю окно; небо как свинцовая крыша, непроницаемо темное, серое. У горизонта вспыхивают зарницы. Слава Богу, надвигается гроза. Дождя не было несколько месяцев, зноем спалило луга, в лесах сухо трещат деревья от жара, поднимающегося над едва живой, истомившейся землею.

Я сажусь за стол, беру перо. Собрался писать? О чем? Кому? Не знаю. Может быть, сообщить капеллану, что уезжаю, решил посмотреть мир?

Очинил перо, поднес к бумаге… и тут одолела усталость; уронив голову на руки, я заснул.

В столешнице, как в резонаторе, гулким эхом отдаются удары моего сердца, они все громче, вот уже чудится, будто я топором рублю свинцовую дверь подвала. И наконец она срывается с проржавевших петель и навстречу мне из подземелья выходит старец… В этот миг я проснулся.

Да только проснулся ли?

Вот же он, стоит посреди комнаты, устремив на меня старческий, померкший взор.

В руке я сжимаю перо — стало быть, не сплю и вполне могу рассуждать здраво.

«Этот странный незнакомец мне уже встречался, — подумал я. — Удивительно — на дворе лето, а он в меховой шапке с наушниками!»

— Троекратно стучался я в двери, но отклика не получил и посему вошел, — сказал старец.

— Кто вы? Как ваше имя? — оторопело спросил я.

— Я пришел, ибо так повелел орден.

Меня охватило сомнение — уж не призрак ли передо мной? Лицо дряхлого старика с длинной и редкой бородой, а руки-то мускулистые, как у молотобойца… Что-то здесь не так! Если бы я увидел его не наяву, а, скажем, на картине, то решил бы — рисунок никуда не годится, пропорции явно искажены. А большой палец правой руки у него изувечен, и это тоже о чем-то напоминает, но о чем?

Надо убедиться, что глаза меня не обманывают и старец действительно существует. Я незаметно притрагиваюсь к рукаву пришельца, а сам вежливо указываю на стул:

— Прошу!

Но старик даже не повернул головы.

— К нам пришла весть о смерти твоего отца. Он был членом нашего братства. Уставом ордена тебе, его родному сыну, разрешается потребовать принятия в орден. Ответствуй: желаешь ли воспользоваться своим правом?

— Я был бы безмерно счастлив войти в сообщество, членом которого был мой отец. К сожалению, назначение и цель ордена мне неизвестны. Не могли бы вы просветить меня?

Тусклый взгляд старца скользнул по моему лицу.

— Твой отец никогда не говорил с тобой об этом?

— Нет. То есть прямо — никогда. Конечно, о том, что он был членом тайного общества, я догадался, ведь, почувствовав приближение смертного часа, он облачился в орденскую мантию. Но кроме этого, я ничего не знаю.

— Коли так, слушай! С незапамятных времен существует на свете братство, которое правит судьбами всего человечества. Не будь этих мужей, разразился бы хаос. Все правители и вожди, если не были посвященными членами нашего ордена, служили нам как слепое орудие нашей воли. Цель ордена — уничтожить богатство и нищету, стереть границу, разделяющую господ и слуг, наделенных знанием и пребывающих в неведении, поработителей и рабов, превратить юдоль скорбей, коя зовется миром, в земной рай, царство, в котором исчезнет само слово «страдание». Тяжкое бремя, под которым стонет человечество, крест его — это личность. Мировая душа рассеялась, став сонмищем индивидов, и в этом корень зла. Наша воля устремлена на воссоздание единства из существующего ныне множества.

На службе у нас благороднейшие умы человечества. Близится время жатвы! Церкви не будет, всяк сам себе станет священником. Масса созрела, скоро она сбросит поповскую узду. Красота — вот Бог един, ему и будут молиться люди. Однако ныне человечеству потребны сильные мужи, которые укажут путь к высотам. Мы, старшины ордена, разослали по свету наше учение, и его очищающий огонь дотла сожжет в умах человеческих бредовые идеи самонадеянного индивидуализма. Война всех за всех! Взрастить сады в дикой пустыне — вот какую задачу мы поставили себе! А сам ты разве не чувствуешь, что всем существом жаждешь дела? Почему сидишь сложа руки, почему предаешься пустым мечтаниям? Вперед, берись за дело, спасай собратьев!


Еще от автора Густав Майринк
Голем

«Голем» – это лучшая книга для тех, кто любит фильм «Сердце Ангела», книги Х.Кортасара и прозу Мураками. Смесь кафкианской грусти, средневекового духа весенних пражских улиц, каббалистических знаков и детектива – все это «Голем». А также это чудовище, созданное из глины средневековым мастером. Во рту у него таинственная пентаграмма, без которой он обращается в кучу земли. Но не дай бог вам повстречать Голема на улице ночной Праги даже пятьсот лет спустя…


Вальпургиева ночь. Ангел западного окна

Проза Майринка — эзотерическая, таинственная, герметическая, связанная с оккультным знанием, но еще и сатирическая, гротескная, причудливая. К тому же лаконичная, плотно сбитая, не снисходящая до «красивостей». Именно эти ее особенности призваны отразить новые переводы, представленные в настоящей книге. Действие романа «Вальпургиева ночь», так же как и действие «Голема», происходит в Праге, фантастическом городе, обладающем своей харизмой, своими тайнами и фантазиями. Это роман о мрачных предчувствиях, о «вальпургиевой ночи» внутри каждого из нас, о злых духах, которые рвутся на свободу и грозят кровавыми событиями. Роман «Ангел западного окна» был задуман Майринком как особенная книга, итог всего творчества.


Ангел Западного окна

«Ангел западного окна» — самое значительное произведение австрийского писателя-эзотерика Густава Майринка. Автор представляет героев бессмертными: они живут и действуют в Шекспировскую эпоху, в потустороннем мире. Роман оказал большое влияние на творчество М. Булгакова.


Вальпургиева ночь

В фантастическом романе австрийского писателя Густава Майринка (1868-1932) сочетание метафизических и нравственных проблем образует удивительное и причудливое повествование.


Произведение в алом

В состав предлагаемых читателю избранных произведений австрийского писателя Густава Майринка (1868-1932) вошли роман «Голем» (1915) и рассказы, большая часть которых, рассеянная по периодической печати, не входила ни в один авторский сборник и никогда раньше на русский язык не переводилась. Настоящее собрание, предпринятое совместными усилиями издательств «Независимая газета» и «Энигма», преследует следующую цель - дать читателю адекватный перевод «Голема», так как, несмотря на то что в России это уникальное произведение переводилось дважды (в 1922 г.


Белый Доминиканец

Произведения известного австрийского писателя Г. Майринка стали одними из первых бестселлеров XX века. Постепенно автор отказался от мистики и начал выстраивать литературный мир исключительно во внутренней реальности (тоже вполне фантастической!) человеческого сознания. Таков его роман «Белый Доминиканец», посвященный странствиям человеческого «я». Пропущенные при OCR места помечены (...) — tomahawk.