Избранное. Романы - [193]

Ардак, вся подобравшись, сидела, как сокол на тугуре[67]. С огоньком в глазах слушала она Жанабыла. Кажется, только вчера приехал из аула этот паренек. В то время руки на работе у него были, как говорится, короткие, а общее развитие — еще короче. Сейчас Жанабыл говорит с ней как опытный, знающий общественный работник. Ардак думала с гордостью: «И я вложила в него частицу своего труда».

Всякому свое. Крестьянин пашет поле, сеет хлеб, а его маленькая девочка ковыряет землю и сажает цветы. Когда распускаются цветы, она считает себя счастливее всех. Ардак чувствовала себя сейчас как эта девочка.

— Понимаю, Жанабыл, все понимаю, — проговорила она. — Но вот что… Однажды дочь Карла Маркса спросила у него: «Что такое счастье?» Он ответил: «Борьба». Вся жизнь людей, создающих счастье в мире, проходит в борьбе. Их труды, которые они написали, борясь за наше счастье, и оставили нам в наследство, мы не все еще успели прочесть. А ведь они находили время и для учения, и для науки, и для любви, и для беседы со своими друзьями. Если у нас не хватает на это времени, не сами ли мы виноваты? Пожалуй, всему виной наше неумение организовать себя, наша однобокость. Нет ли такого недостатка и у тебя, и у полюбившегося тебе Мейрама?

— У меня-то определенно есть! И я хочу покончить с ним. Поэтому даю тебе слово: три раза в неделю аккуратно буду являться на занятия. Что бы ни случилось, найду время и для подготовки к урокам. — Помолчав, он сказал неосторожно: — Думаю, и Мейрам сумел бы, не в ущерб делу, найти время, чтобы почаще бывать в этом доме.

Ардак вспыхнула.

— Не болтай лишнего! Никто не просит, чтобы он часто ходил к нам.

Жанабыл невзначай разбередил ее рану. После свидания с Мейрамом, когда она убежала, встречались они редко, да и то только на людях. Мейрам остерегался подойти первым, думая, что девушка сторонится его, а ей мешало самолюбие. Сколько раз она бранила себя за то, что не продлила тогда свидания, и все-таки не могла сломить своей гордости и заговорить первой.

— У него нет досуга ходить к нам. И пусть! С некоторыми друзьями лучше держаться подальше.

Жанабыл не придал значения этим словам.

— Вам, конечно, виднее, куда ходить, где встречаться. Ну, кажется, мы с тобой наговорились. Теперь разреши, пойду поболтать с Майпой.

Жанабыл взялся за мешок.

— С добычей возвращаешься?

— Да, надолго теперь хватит разговоров об этом мешке.

Ардак осталась одна. Все думала и думала о мельком оброненных словах Жанабыла: «Мейрам мог бы почаще бывать в этом доме».

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

После бурного собрания на первой шахте Щербаков подписал приказ, решительно ломающий прежние порядки. Приказ висел на видном месте в каждой шахте, в помещениях, где выдавались наряды. Прошла уже неделя, как Ермек был утвержден заместителем начальника первой шахты. Его место бригадира ударной бригады по проходке занял Акым.

Ермек вместе с начальником шахты Осиповым обсуждал текущие вопросы в конторе. Казалось, они были созданы в противоположность друг другу. Ермек — богатырского сложения, уравновешен, спокоен до невозмутимости; Осипов — маленького роста, худощавый, ходит и говорит быстро, скор на решения. Но эти различия не мешали начальнику и его новому помощнику дружно работать.

— Все эти новшества полезны, — с задорной улыбкой говорил Осипов. — Я, друг, поумнел после того, как на собрании покритиковали да Щербаков влепил выговор.

— Критика всех встряхивает, — согласился Ермек. — Когда-то мы раскачались бы приладить к бремсбергу барабан, а теперь живо сделали. Вот начинаем удлинять уклон и направили туда бригаду Акыма. Иначе нам пришлось бы туго с выполнением плана.

— Это ваша с Аширбеком заслуга, — признался Осипов. — Вы без устали твердили об этом. Вот только теперь я понял, что чуть не проморгал главное, увлекшись повседневными хлопотами.

— Э, — отмахнулся Ермек, — неважно, чья заслуга, была бы на пользу.

Осипов взглянул на карманные часы, поднялся:

— Пора к Сергею Петровичу, он не любит, когда опаздываешь. Вы сейчас в шахту?

— Да, проверю, как теперь идет дело.

— Зайдите и к Аширбеку.

— Обязательно. А вы напомните Сергею Петровичу об удлинении в шахте железной дороги, иначе тормозится вывоз угля.

Выйдя из конторы, они разошлись в разные стороны. Ермек отправился в шахту. Как и всегда, на лбу — аккумуляторная шахтерская лампочка. Прежде чем спуститься в уклон, он прошел на эстакаду. Поднимался медленно, тяжело нес свое грузное тело. Было над чем задуматься! Совсем недавно он отвечал только за свое собственное кайло, потом — за бригаду. Теперь приходится отвечать за работу всей шахты.

Поднявшись на эстакаду, Ермек немного рассеялся. Острым взглядом окинул шахту, взглянул на кипучий город внизу и невольно вспомнил недавнее прошлое Караганды. Как все изменилось! На ближней сопке — шахта «Верхняя Мариам». На север от нее видны восьмая, девятая, двенадцатая, восемнадцатая, четвертая шахты. На юго-востоке — тридцать первая, двадцатая. Казалось, они, разрастаясь, готовы слиться воедино.

Широко раскинул свои крылья город с многонациональным населением.

Перед глазами Ермека проходили картины старой и новой Караганды. Вдруг послышался грохот — из глубины шахты поднимался состав. Рабочие ловко опрокидывали грохочущие вагонетки. Уголь шумно ссыпался вниз. Густая черная пыль покрыла белый снег. Ермек сделал короткие замечания рабочим-вагонетчикам: