Избранное. Романы - [13]

Рассказам бывалого Турлыбая не было конца. Столько дум у него, столько надежд! Когда он был в бегах, объездил всю Сары-Арку, побывал в Караганде, Спасске, Каркаралах, в Баяне, Кереку, Акмоле, Атбасаре, Кокчетаве, насмотрелся, как люди живут.

— Без ученья, без оседлости не будет у нас хорошей жизни. Хватит кочевать. Надо жить на одном месте, — убежденно говорил он.

Солнце клонилось к закату. Мустафа направился к юрте, принял угощение и выехал в путь.

Размеренный шаг верблюда наводил на мальчика дремоту. Временами он открывал глаза и обращался к отцу:

— Ага!

— Да, милый.

— Русские мальчишки не побьют сына Турлыбая?

— Нет, им не разрешат бить.

— Тогда меня тоже отдай учиться по-русски.

— Потерпи. Сначала научись по-мусульмански.

— По-мусульмански я уже знаю. Хочу знать по-русски.

Отец промолчал. Сын ждал-ждал и задремал…

УЧЕНИЕ У МУЛЛЫ

Дети сидят в юрте рядком от переднего места до самой двери и все нараспев читают. Пришли они сюда до восхода солнца, а сейчас полдень, жара. Все живое ищет тени, воды, а дети сидят и еще ни на минуту не умолкали. Утром их голоса звучали веселее, согласнее, а теперь слышится усталое, хриплое и беспорядочное бормотание.

Мулла Жаксыбек орет с переднего места:

— Громче!

Бормотание чуть оживает, но вскоре снова притихает. Мулла снова орет…

Стола нет, дети сидят на полу, на коленях. Лишь у немногих под ногами какая-нибудь подстилка, большинство расположилось прямо на земляном полу. Ноги онемели, но разогнуться нельзя. Самовольно выходить по нужде нельзя, надо выпросить у муллы разрешение, став перед ним со сложенными ладонями. Возраст у детей разный, поэтому зубрят по разным книгам, мешая друг другу. Одни еще не осилили даже азбуку, другие уже читают аптиек и Коран. Учитель — мулла Жаксыбек. Он еще не снял с головы белую чалму, которую намотал в утреннюю молитву. Перед ним лежит тальниковая розга, за уыком[5] заткнут пучок таких же. Однако сам мулла страшнее розги и страшнее толстой непонятной книги с пожелтевшими страницами. Книгу он не держит в руках, она лежит перед ним на подставке. Дети никогда не слышали от муллы ласкового слова, никогда не видели улыбки на его суровом лице и дрожат перед ним, словно перед удавом.

Посреди юрты стоит ручная мельница, возле нее маленькая деревянная чаша с пшеницей. Дети по двое крутят жернов, а Жаксыбек следит за размолом. Вот он поднял розгу, еще раз стегнул Самета.

— Помельче мели, дрянь! Сколько раз тебе говорил!

Самет старше других, любит погонять лодыря. Ему надоело молоть, и он перешел с мелкого размола на крупный, но дошлый мулла заставил снова перемолоть.

Розга Жаксыбека свистнула в воздухе, и дети забормотали громче. Но усталость брала свое, и голоса стали стихать. Мейрам даже задремал, аптиек выпал из рук, и листы разлетелись. Абилькасен и Сулейман затеяли спор из-за самодельной ручки. Мулла выпорол розгой всех троих. Его разгневанные глаза сверлили каждого. Точно так смотрел Махамбетше на пойманного вора. Нет у муллы даже признака любви к ученикам, нет и у детей крупицы уважения к наставнику. Один только пугает, другие боятся. Гневным голосом подозвал к себе мулла сына Махамбетше Билала и Сарыбалу. Они учат одно и то же. Когда Жаксыбек громко и монотонно преподносит урок, у него вздуваются вены от напряжения. Такого же усердия он требует от учеников:

— Грех за убийство одной кошки равносилен греху за убийство шестидесяти пророков. Повтори!

Сарыбала повторил без запинки и спросил:

— Если кошка стоит двадцать копеек, то тогда цена пророка, выходит, меньше полкопейки?

Наставник схватил мальчика за ухо, резко пригнул его голову к земле и изо всех сил стал хлестать по спине розгой.

— Негодник! Кто не верит книге, тот не верит богу. Кто не верит аллаху, тот иноверец! Пошел вон, остальное наказание получишь от отца!

Сарыбала еле живой дошел до дома.

— Ничего страшного, сынок, ничего, — успокаивала мать. — Место, где ударил мулла, не будет гореть в аду.

Тем не менее, когда она увидела на спине сына багровые следы от хлыста, слезы потекли из ее глаз. От единственной лепешки, оставленной для гостей, она отломила сыну кусок побольше и вдобавок дала красный сыр и густое кислое молоко. Мальчик повеселел, перестал всхлипывать. Он рассказал, что совершенно не виноват. Это бог и книга сами все перепутали. Прошлой зимой Мустафа пытался задушить вора-кота. Мальчик заступился за кота. Мустафа оправдывался:

— По шариату кот стоит двадцать копеек. Если он навредил больше своей цены, то его можно убить. Он съел почти половину масла.

У отца один шариат, у муллы другой. Мальчик не знал, кому верить, и задал мулле вопрос.

Наевшись и взяв асыки, Сарыбала выбежал из дома. Достигнув лощины за аулом, он пустился во весь дух, временами оглядываясь, не следит ли за ним мулла. Мальчики боялись муллу и играли в асыки подальше от аула. Если увидит мулла, не миновать розги. «Игра в асыки ко злу приводит, игра в мяч до слез доводит», — всякий раз внушает он ученикам.

Пять-шесть мальчиков уже играли в асыки. Лучше всех кидает Такен. Его меткий удар приводит остальных в трепет. Сарыбала сразу включился в игру. Два раза пустил — промазал. Третий раз, не подражая Такену, метнул асык по-своему — и попал. Впервые он выиграл много асыков, но, когда сгребал выигрыш, из оврага выбежал Самет и в один миг отобрал у Сарыбалы все асыки и молча показал пять пальцев, — значит, требует себе пять асыков. Драться с ним бесполезно, Самету уже шестнадцать лет. Сарыбала показал один палец. Самет не согласился и показал два пальца. Наконец договорились на трех, и Самет отдал Сарыбале его асыки. Самет не умел играть, всегда проигрывал и скандалил, угрожал, если ему не уступали. Поманив пальцем Сарыбалу в сторону, он сказал на ухо: