Избранное - [152]

Хорошо, думаю я, что господь сотворил человека из праха земного прежде, чем земля была загажена промышленными отбросами. А то — представляете, какое получилось бы чудовище, вздумай господь том же способом сотворить человека сегодня? Грязь, химия, промышленные отходы, ржавое железо, битое стекле, пластмасса, трупы животных… Смешай бог все это вместе и сотвори из этого человека, вдохни в него душу и выпусти на свет божий — возникло бы такое дикое существо, что у нас бы волосы встали дыбом!

Слава богу, что господь сотворил нашего прародителя из чистых материалов.

Я шел, перебирая в уме всяческие небылицы. Человек в меховой безрукавке, наверно, уже успел срубить тополь, петух, вероятно, повел свою курицу искать возле монастыря зерна и букашек, бродячая собака отыскала укромный уголок и отдыхает в тени, лягушки тренируются, приучая себя к жизни на суше, реки по-прежнему текут и качают меж своих берегов мертвую воду, потому что, хоть и мертвая, вода остановиться не может, для рек не существует могил, их могилы — это сами берега, и лежат эти мертвецы, вытянувшись во всю длину., ни лошадь не нагнется попить из них воды, ни ребятишки в них не плюхнутся, ни птица не прилетит утолить тут жажду.

Дымящие вулканы на западе продолжают дымить и хмуро глядят на меня.

Я сажусь в тени позавтракать. Вижу вдалеке, на дамбе, стаю бродячих собак. Они идут по следу, оставленному хромым бродягой. Свернув с дамбы, собаки двинулись через камыши напрямик к овечьей падали. Немного погодя я видел, как они дерутся из-за остатков туши. Кусок застрял у меня в горле… Так вот зачем бродячая собака каталась по туше дохлой овцы. Она разнесла по всей дороге запах овечьей падали, добежала до стаи, и стая, обнюхав ее, двинулась по ее следу, чтобы попировать вволю…

Я оставил свой завтрак муравьям…

Спустя несколько месяцев, в декабре, я снова проходил по тем местам. Снежный покров уже укутал землю, снеговая пустыня примолкла и оцепенела. Двигалась только вода в каналах, да кое-где поглядывал на меня из-за тростников болотный глаз. Я шел поохотиться на уток, но не только уток, вообще ни одной живой души не было видно. Дамба отстойника была пуста, тщетно пытался я разглядеть там силуэты бродячих собак. Хромой бродяга оставил в конце лета своего потомка одному человеку из Верила. Потомок однажды ночью повесился на своей цепи: он пытался перескочить через дощатый забор возле конуры, привлеченный пробегавшей за забором собачьей сворой. Так, удушенный цепью, прибыл он в небесные селенья своих праотцов и, к крайнему своему изумлению, не обнаружил там своего хромого папашу. Потомок встретит его месяц-два спустя, тот явится с разорванным пулей брюхом и с пучком сухой травы в зубах. Этот пучок бродяга вырвал неподалеку, у камышей отстойника, где настиг его выстрел охотника. Там он вырвал пучок травы, чтобы успокоить боль. Боль утихла, и, хотя брюхо у него было разодрано, большеголовый хромой пес все же добрался до небесных собачьих селений. Я рассказываю об этом читателю, потому что видел эту собаку за неделю до того, как пошел снег. Она лежала возле камышей отстойника, сжимая в зубах пучок болотной травы.

Снег скрипел у меня под сапогами, солнце светило, но оно было холодным и мутным. Я пересек тонувший а сугробах проселок, из-за камыша недружелюбно поглядывали, на меня своими синими глазами болота. Там и тут на снегу виднелись птичьи следы. В отличие от осени, когда человек в меховой безрукавке рубил тополек, а тощая и злобная тетка выгоняла поганца петуха за ограду монастырька, земля и природа казались мне теперь девственными, светлыми и чистыми. Пробираясь по снегу, я вдруг увидал за камышами, на голой и гладкой площадке, змею.

Можно было подумать, она вылезла из своего зимнего логова погреться на солнышке. Я остановился от неожиданности, потому что нелепое это зрелище — греющаяся на снегу змея. Мне пришло в голову, что кто-то убил ее и швырнул на снег. Но кто мог убить ее, когда на снегу — никаких следов? И потом, отчего так живо сверкает ее чешуя, не слишком ли естественно изогнулась она на снежном покрывале?

Я снял с плеча ружье, зарядил мелкой дробью и, прикидывая в уме, мертвая она или живая, прицелился ей пониже головы и нажал на спуск.

Змея судорожно заметалась, обрызгала снег кровью и в предсмертных корчах до половины зарылась в снег. Ружье дымилось у меня в руках, внезапно согревшись от выстрела, я стоял окаменев, не веря собственным глазам, что змея живая. Змея на снегу, в такой холодный зимний день, среди этих убежищ бродячих собак и диких уток? Это казалось мне почти фантастикой, я оглянулся, болотный глаз за камышами неприязненно следил за мной. Я почувствовал, что сквозь камыши просачивается что-то мистическое, зарывшаяся до половины в снег змея затихла, желтые чешуйки на ее брюхе поблескивали под холодным солнцем. Капли крови на снегу были такие яркие, что казались мне горящими углями. Я торопливо пошел дальше, не оборачиваясь назад, но и не оборачиваясь видел перед собой метавшуюся в судорогах змею и брызги крови на снегу. Я шел по сугробам, даже и не пытаясь отыскать засыпанный снегом проселок.