Избранное - [142]

Вот по какой причине не любил монах скотскую могилу, прозванную из-за погибающих в ней собак собачьей могилой, и вот почему, ломая ветки для козы, он старался обходить ее стороной. Но хоть он и не приближался к ней, при западном ветре собачий вой все равно был слышен. Западные ветры дуют тут часто, и монах часто слушал по ночам собачий вой и проклятья.

Когда пришло время случки, монах попросил Шушуева привести в монастырь своего козла, чтобы покрыть козу, потому что ему (монаху) не хотелось водить свою козу к козлу Шушуева, он полагал, что духовному лицу не подобает водить свою козу в деревню для такого дела. У Шушуева был великолепный козел, доставленный из-под Кулы, большой разбойник — впрочем, таковы и жители тех мест. Доситей слышал, что в тех местах, к примеру, нет кладбищ, потому что там все разбойники и никто не умирает у себя дома, а умирают в других местах — там, где разбойничают, к примеру. Козел тоже был сущий разбойник, Шушуев привел его в монастырь, чтоб он покрыл козу, коза принесла двух козлят, одного монах подарил монашкам из скального гнезда Разбойна, а другого Тодор Аныма прирезал в престольный праздник и приготовил из него «молитву», которую в некоторых краях называют «курбан».

Что такое молитва?

Молитва — это похлебка, в которой варится целиком животное, обычно молодое, вместе с его вычищенными потрохами. Заправляют эту похлебку разными лесными травами, перьями зеленого лука, и стручки красного перца непременно надо в нее запустить, и черный перец, и лавровый лист, и молотый красный перец; и, когда ее сварят подобным образом на тихом огоньке, на вольном воздухе, возле молельного камня, часовенки или у монастырских ворот, похлебка эта приобретает совершенно особенный вкус, и стоит вдохнуть ее аромат, как почувствуешь, что над котлом поднимается не пар, а чистейшая молитва, обращенная к богу. Нежный рай молодого мяса вмешивается с адски острыми приправами, и от этого-то сочетания и получается неповторимый аромат и неповторимый вкус похлебки, которую народ ласково назвал молитвой. Вряд ли есть на свете другое кушанье с таким образным названием, как молитва, и вряд ли есть на свете другое кушанье с таким ароматом. Если бог на самом деле существует, он никогда не останется равнодушен к подобной молитве, как равнодушен он к молитве словесной. Тодор Аныма очень искусно готовил молитвы, окутывая их чем-то таким же мистическим, каким было выражение его лица. Если выпадало такое время, когда Тодору Аныме приходилось часто резать молодых животных и готовить молитвы, то от постоянной возни у котлов и костров он впитывал в себя ее ароматы, и потом от него еще много дней пахло молитвой.

Но я, пожалуй, очень уж увлекся подробным рассказом о приготовлении молитвы. Минус это или плюс? Минус, потому что мы отвлекаемся от нашего повествования. И плюс, потому что человек не может жить без еды. Вкус и запах того или иного блюда надолго врезаются в память. Даже нечто безупречно красивое не оставляет в памяти такого глубокого следа, как мастерски приготовленное кушанье. Древние, к примеру, называли вино напитком богов и некоторые кушанья тоже считали божественными. И о человеке можно сказать, что он божествен, но при этом имеются в виду только его телесные формы. А мы знаем, что формами человека (например, формами женского тела) мы никогда не можем обладать, и это служит источником нашей постоянной неудовлетворенности, то есть голода. С кушаньями дело обстоит совсем по-другому — если взять хотя бы простую капусту, мы увидим, что еще в древности (Катон, к примеру) считали, что она соединяет в себе все семь земных благ — горячее, холодное, сухое, мокрое, сладкое, горькое, острое, и что содержит она их в пропорциях, укрепляющих здоровье человека. О капусте говорится как об овоще с мощной природой. Сам Пифагор размышлял о ней, и есть даже пифагорова капуста. Чревоугодничать, конечно, негоже, но настоящее кушанье, такое, как молитва, — это не чревоугодничество, а высшее благо, ибо оно способствует наилучшему расположению духа у человека, и он чувствует, что насыщаются и тело его, и дух. Что другое может дать человеку подобное насыщение?

Ничто!..

Беспамятная зашла в хлев и вышла оттуда, неся в подоле ежа-альбиноса. Полы ее юбки вздернулись, и Доситей увидел, что на ногах у нее шерстяные носки, выкрашенные в бурый цвет. Наверху у них было по синей каемке, и перехвачены они были резинками. Беспамятная хотела усыновить альбиноса, но монах сказал ей, что его уже усыновил монастырь. Монашка пустила его в траву, зверек тут же свернулся в клубок, чтобы защитить свое голое брюшко, и лишь красные глаза его торчали, показывая своим вишневым блеском, что он следит за движением людей вокруг себя.

«Боже, я забыла про ерусалимки!» — воскликнула беспамятная и принялась раздевать остававшиеся в ее суме молочные початки. Она обнажала их и разбрасывала вокруг в приступе внезапного воодушевления. «Ненормальная!» — подумал Доситей и пошел к звоннице, чтобы ударить в колокол. Коза, оставшаяся в хлеву одна, позвала его, проверещав несколько раз, но монах не откликнулся на ее зов.