Избранное - [56]

— К черту все дела! Дождитесь ответа.

Брезлмайер нервничал и выказывал явные признаки нетерпения. Он поминутно поглядывал на часы, прислушивался, смотрел в окно, звал посыльного и ругал его из-за всяких пустяков.

— Нет, нет, я же говорил, что это слишком смело.

— Вы ошибаетесь, вот увидите! — уверенно отвечал Ока, хотя сам беспокойно курил сигарету за сигаретой.

— Вы еще слишком молоды, господин доктор, и потому так верите в теорию. Вы ведь помните, что я высказывал сомнение сразу, как только вы мне изложили свой вообще-то остроумный проект. Признайтесь, вы и сами побледнели, когда мы узнали, что наше предложение принято.

— Простите, господин директор, но это было волнение, вызванное нашим общим и моим личным успехом.

— Это верно, но я вам еще раз говорю, вы слишком полагаетесь на теорию и на «свой железобетон». На бумаге все выглядит превосходно, но ваши расчеты, возможно, не учли всех местных условий, и достаточно малейшей ошибки, чтобы эта страшная весть стала правдой.

И Брезлмайер схватился за голову.

Желая подбодрить и себя и патрона, Ока принялся неторопливо, доводами логики обосновывать свой проект, принимая во внимание всевозможные непредвиденные случайности местных условий, в производительных работах, в материалах, беря «и наихудшие варианты»; и вывод, как рефрен после каждого пункта, гласил: катастрофа исключена.

В самый разгар его объяснений, которые никого не занимали — Брезлмайер его почти не слушал, а сам Ока находился в состоянии нервного напряжения, — влетел чиновник с нераспечатанной телеграммой.

Брезлмайер судорожно открыл ее, а Ока, выдворив чиновника и едва удерживаясь от искушения склониться над патроном, впился в него глазами.

Директор взглянул на измятую бумажку и вдруг поднял ее кверху, как знамя.

— Ур-ра! — радостно закричал он. — Браво, дорогой коллега!

Ока покраснел. С трудом высвободив свою правую руку, которую крепко сжимал патрон, он схватил телеграмму.

«Все порядке прогиб как и вначале полтора миллиметра

Кеслер».

Ока улыбнулся победоносной и несколько застенчивой улыбкой.

— Ну, что я говорил вам, господин директор?

— Браво, браво, дорогой коллега, поздравляю вас! — растроганно говорил директор с влажными от слез глазами, по-приятельски обнимая своего молодого главного служащего.

Ока снял с крюка пальто и шляпу. Патрон пошел за ним.

— Разумеется, хоть сегодня вы не будете работать? Идите отдохните, я знаю, вы плохо спали, как, впрочем, и я. А я прокачусь в Грюнневальд.

Но Ока спокойно возразил:

— Нет. Мне надо закончить плафон. Сегодня будет готов.

Когда он проходил через обе комнаты, чиновники, склоненные над своими досками, молча покосились на него, и только самый старший встал и, улыбаясь, торжественно подошел к нему.

— Вас можно поздравить, господин доктор?

— Можно, если вам угодно…

— Поздравляю вас, поздравляю!

— Спасибо.

Придя к себе, он немного постоял, достал зеркальце, протер припухшие глаза, улыбнулся и взялся за работу.

С улицы послышался гудок автомобиля Брезлмайера, но он сосредоточенно работал. Однако проработав час и закончив одну часть, он почувствовал, что рука у него дрожит и цифры путаются. Он отложил работу и пошел домой, чтоб прилечь. Но заснуть не мог. Ворочался с боку на бок, вставал, ходил по комнате и, несмотря на огромное удовлетворение, чувствовал какую-то огромную скуку. Сейчас ему нужен был друг, который разделил бы с ним его огромную радость и успех, но когда он стал перебирать в уме своих знакомых, то не нашел никого, к кому можно было бы запросто зайти или позвать к себе. У него есть знакомые, но все это люди, с которыми его связывают официальные, деловые отношения. Друзей и товарищей у него нет. И вдруг он машинально нажал кнопку звонка.

Когда вошел его слуга Франц, он стоял, заложив руки за спину и широко улыбаясь. Но холодное каменное выбритое лицо слуги с бакенбардами, тонким длинным носом и поджатыми губами привело его в смущение.

— Вот что, Франц, отутюжьте, пожалуйста, смокинг и подберите к нему сорочку.

Франц или не заметил в поведении своего хозяина ничего особенного, или не пожелал этого показать.

— Jawohl, Herr Doktor![20]

На душе у Оки поскребывало, он расхаживал по комнате в шлепанцах, улыбался и ругал шлепанцы, когда они соскакивали с ног.

— Сегодня у меня хороший день, Франц. Мне удалось одно колоссальное дело!

Франц — он сидел на корточках и перебирал крахмальные сорочки — вежливо повернул голову:

— Уж не получили ли вы, господин доктор, прибавку или… высватали богатую невесту?

— Нет, тут кое-что получше… Эх, вам этого не понять! Нашли? Хорошо. А теперь наберите номер дубль-ве шестьдесят семь пятьсот сорок пять.

И, подойдя к телефону, стоявшему на письменном столе в первой комнате, он снял трубку.

— Добрый день, сударыня. А, вы одни?.. Отлично. Слушай, мы могли бы сегодня встретиться?.. Нет, нет, нет! Умоляю, приходи, — у меня сегодня лучший день в жизни, я просто сам не свой от счастья. В семь… Ну хорошо, в половине девятого. Только точно. Надень то «твое платье», знаешь… Ха-ха-ха… Спасибо, целую глазки!

Когда Ока вернулся в спальню, белье уже лежало на кровати, а Франц в своей комнате утюжил бензиновым утюгом черный костюм. Милош пошел за ним.