Избранное - [15]
За столом у них бывает еще веселей.
Поспав после обеда, Хаим идет в маленькую молельню.
Меламед читает здесь простым людям «Алшех»[20]. Душно, лица еще заспаны. Один дремлет, другой громко позевывает. Внезапно все оживляются — речь заходит о потустороннем мире, об аде, где грешников секут железными прутьями; о светлом рае, где праведники сидят в золотых венцах и читают тору. Пылают лица, раскрыты рты. Затаив дыхание все слушают рассказ о том, что будет на том свете.
Хаим, по обыкновению, стоит у печки. От волнения у него руки и ноги дрожат, на глазах слезы. Он весь в потустороннем мире.
Он страдает вместе с грешниками, купается с ними в горячей смоле, нечистая сила бросает его из одного конца света на другой; он собирает сучья в дремучем лесу. Все это он переживает так сильно, что на теле у него выступает холодный пот. Зато чуть позже он блаженствует вместе с праведниками. Светлый рай, ангелы, рыба-левиафан, легендарный бык и все прочие блага представляются ему так живо, что, когда меламед, кончив чтение, захлопывает священную книгу и целует ее, он точно пробуждается от сна, будто в самом деле возвращается с того света.
— Ах, господи! — Он тяжко переводит дыхание, которое до сих пор сдерживал. — Хоть бы кусочек, хоть бы крошечку, хоть бы пылинку царствия небесного!.. Для меня, для моей жены и для моих деток!
И тогда его охватывает грусть. Он спрашивает себя: «С позволения сказать, за что и почему это мне следует?»
Однажды он после такого чтения подошел к меламеду.
— Ребе[21], — обратился он к нему с дрожью в голосе, — посоветуйте, как мне удостоиться царствия небесного?
— Изучай, дитя мое, священную библию, — ответил ему тот.
— Я не умею.
— Изучай Мишну, «Эйн-Яков» или хотя бы Пейрек[22].
— Я не умею.
— Читай псалмы.
— Нет у меня времени.
— Молись горячо.
— Я не понимаю слов молитв.
Меламед глянул на него с состраданием.
— Чем ты занимаешься?
— Я носильщик.
— Ну, так служи тем, которые изучают библию.
— Как это делать?
— Приноси, к примеру, каждый вечер в молельню два ведра воды, чтобы изучающие божье слово могли напиться.
Обрадованный Хаим встрепенулся.
— Ребе, — спросил он снова, — а моя жена?
— Когда муж сидит в райском кресле, жена уподобляется скамеечке под его ногами.
………………………………………
Когда Хаим вернулся к вечерней молитве домой, Хана сидела у стола и читала: «Бог Авраама…» Увидел он ее, и у него больно сердце сжалось.
— Нет, Хана, — припал он к ней, — я не хочу, чтобы ты была скамеечкой под моими ногами… Я наклонюсь к тебе, подниму и посажу рядом с собой. Мы будем сидеть с тобой на одном стуле, как сейчас… Нам так хорошо вместе! Слышишь, Хана, ты обязательно будешь сидеть со мной на одном стуле. Всевышний вынужден будет согласиться с этим.
Смерть музыканта
Пер. Л. Юдкевич
Однако милосердие божье безгранично. Надо кричать, вопить, молить! А они, дети, музыкантишки эти!.. «Ни капли жалости у них, ходят без талескотнов…»[23] Если б не эти грехи!.. У нее на небесах есть заступник — дядя-резник. Он, должно быть, там важная шишка, безусловно не отказал бы ей. При жизни он, да будет блаженна память его, постоянно ласкал ее… Понятно, он и теперь неплохо относится к ней. Он потрудился бы, сделал бы для нее все, что можно. «Но эти грехи, — кричит она, — эти грехи! Ездят на христианские балы, едят там хлебы с маслом и еще бог весть что! Ходят без талескотнов! Не может же он этакую стену прошибить. Конечно, он сделает все… Но грехи грехи!»
Сыновья ничего не отвечают, каждый в своем углу тупо смотрит в пол.
— Есть еще время! — всхлипывает Мирл. — Дети! Дети! Боже мой, дети! Покайтесь же!
— Мирл! — отзывается больной. — Оставь их в покое, Мирл! Все кончено. Я свое отыграл. Перестань, Мирл, я хочу умереть.
Мирл вне себя.
— Ах, чтоб тебя! Умереть ему хочется! Умереть! А я? Нет, я не дам тебе умереть! Ты должен жить! Ты должен!.. Я буду так кричать, что душе не удастся покинуть твое тело.
Видать, в сердце у Мирл открылась старая незажившая рана.
— Оставь, Мирл! — молит больной. — Довольно поругались мы за нашу жизнь. Хватит! Нехорошо так перед смертью… Ох, Мирл, Мирл! И я грешил, и ты грешила… Но кончим с этим. Помолчи-ка лучше. Я уже чувствую, как холодная смерть подбирается от кончиков пальцев на ногах к самому сердцу, как отмирает в теле клетка за клеткой. Не кричи, Мирл, так лучше!
