Избранное - [42]

Шрифт
Интервал

— Что ты здесь делаешь, приятель?

Начал кротко, с твердым намерением продолжать иначе. Не шуточное ведь дело — поймать на месте преступления такого отпетого вора.

Цыган, вздрогнув, выпрямился и тотчас обернулся. Он бросил хворост, который держал в руке, и собирался было ответить на дружелюбный вопрос. Но, увидев перед собой приказчика, решил бежать, скрыться в густой чаще, куда на лошади не проберешься. Крофи, однако, выхватил револьвер и наставил на цыгана.

— Я спрашиваю, что ты здесь делаешь, — чуть менее дружелюбно повторил он вопрос.

— Мелкий хворост собираю, сударь.

У цыгана, смазливого парня, в глазах промелькнул страх, но он попытался улыбнуться одним ртом.

— Чей? — прогремел новый вопрос.

— Ничейный, сударь, так просто на земле валяется.

— На чьей земле?

— И не знаю, сударь. Кому он нужен, мелкий-то хворост, все одно, сгнил бы тут.

— Короче, ты воровал.

— Не воровал я, сударь. Не нужен он никому.

— Как зовут тебя?

— Шуньо.

— Как?

— Шуньо.

— Полное имя скажи.

— Шуньо.

— Значит, не желаешь называть свое имя.

— Не воровал я, вот вам крест, тут весь хворост, я не взял ни ветки.

— Не взял, но хотел взять. Ну, погоди ж! Иди вперед!

Цыган не двигался с места. Не отводя от него револьвера, Крофи подъехал поближе.

— Ступай, раз я говорю, иначе пущу тебе пулю в лоб.

Шуньо рванулся, точно готовый броситься на приказчика. Но тут же остановился, даже назад попятился. Крофи растерянно озирался, не решаясь выстрелить. Как докажешь, что цыган первым напал на него? Хоть бы свидетеля сюда, служащего какого-нибудь из имения. Он ждал, все также оторопело озираясь.

— Ты пойдешь или нет?

— Отпустите, пожалуйста, сударь, заклинаю вас. Да благословит вас бог.

— Отпустить тебя?

Глаза у цыгана засверкали. В вопросе послышалась надежда на освобождение, может, смягчится этот добрый господин?

— Ну, пожалуйста. Да благословит вас господь бог, сударь, — еще смиренней взмолился парень. — Дома нет ни полешка дров.

— Не топите же вы летом печку?

— Чего-нибудь надо сварить нам, хоть супа немного.

— А ты сказал, что и не собирался хворост уносить.

— Смилуйтесь, сударь, заклинаю вас.

— На хуторе потолкуем. Если не соврал, получишь дрова. Не сырой никудышный валежник, а сухие хорошие дрова. Сможете суп варить. Ступай! Иди вперед!

Шуньо по-прежнему стоял, вздрагивая всем телом. У него, видно, мелькнула мысль удрать.

— А ну, цыган! Не заставляй долго просить, иначе…

Тут в отдалении, на опушке леса, Крофи заметил лесничего.

— Эй, ты! Слышишь? Лесничий!

Тот обернулся на голос. Увидел приказчика верхом на лошади и рядом какого-то человека. Поспешил к ним.

— А ну, быстрее сюда, не то я тебя…

Лесничий помчался со всех ног.

— Отпустите, пожалуйста, сударь, да благословит вас господь бог! Ничегошеньки я не сделал. Отработаю я… расплачусь. Вот хворост, не брал я его, сударь.

Подбежав к ним, лесничий остановился и выжидающе посмотрел на приказчика.

— Свяжи этого цыгана.

— Веревка… — Лесничий порылся у себя в карманах. — Вряд ли у меня найдется веревка.

— Черт бы тебя побрал! Поищи хорошенько.

— Нет у меня, господин приказчик.

— Обыщи его, может, у него найдется.

Лесничий подошел к цыгану. Тот отпрянул назад. Набросившись на него, лесничий схватил его за руки. Шуньо попытался вырваться. Началась драка. Лесничий изо всей силы ударил его по лицу. Парень заплакал. Дал обыскать себя. В кармане его брюк нашлась веревка.

— Прекрасно! — хохотнул Крофи. — А теперь свяжи ему руки. Потуже. Не так, не так, растяпа ты этакий. Чтоб он не развязал их.

Цыган сопротивлялся, стараясь высвободиться из пут.

— Пошелохнись только у меня, пристрелю! — закричал на него приказчик. — Егерь, отойди в сторону!

Егерь, то есть лесничий, не отошел в сторону, а с яростным усердием в два счета скрутил руки цыгану.

— Ай-ай! — завопил Шуньо, когда веревка врезалась ему в запястья. — Паралик вас расшиби.

— Ты еще ругаешься? — У Крофи дергались уголки рта и крылья носа. — Ну, погоди! Доберемся до хутора… Привяжи его к хвосту лошади. — Пораженный лесничий медлил. — Чего ты ждешь, недотепа?

— Господин приказчик, воля ваша…

— Не болтай! Делай, что тебе говорят.

— Но, господин приказчик, я…

— Делай, что тебе говорят! Я за все отвечаю.

— Только при этом условии, господин приказчик.

— Давай, давай! — Лесничий больше не возражал. — Покрепче! — После короткой паузы: — Готово?

— Я привязал его, господин приказчик.

— Ну, поехали. А ты следом иди.

Лесничий сокрушенно покачал головой; теперь он жалел, что выполнил приказание. Хорошо бы освободить цыгана. Ну, да уж будь что будет, шут с ним.

— Иди следом, я же сказал. Чтоб не сбежал этот прохвост, иначе ты ответишь.

Они тронулись в путь. Приказчик ехал верхом, за ним тащился привязанный к конскому хвосту цыган, последним шел лесничий. Шуньо молчал, лесничий чертыхался себе под нос. Крофи подстегнул лошадь, которая тут же затрусила. Цыган теперь бежал; дергались руки его, прикрученные к конскому хвосту.

— Ай-ай! — кричал он.

Приказчик, не оборачиваясь, стегнул его хлыстом. Удар пришелся по лицу. Лесничему неохота было бежать, он отстал, а потом и вовсе остановился. Взбешенный Крофи опять подхлестнул лошадь. Она перешла на галоп. Шуньо едва поспевал за ней, потом упал, и лошадь поволокла его за собой. Так несся Крофи со своей добычей к хутору. Когда он приехал туда, цыган был уже еле живой. Его ободранные руки покрылись кровоточащими ранами. На лице остался широкий красный шрам от удара хлыстом. Одежда его, вся в пыли и грязи, висела на нем лохмотьями. Несколько женщин с хутора при виде такого зрелища застыли от изумления. Ребятишки, притихнув, разинули рты.


Рекомендуем почитать
Желание исчезнуть

 Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.


Бунтарка

С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.


Записки учительницы

Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.


Шиза. История одной клички

«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.


Огоньки светлячков

Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.


Тукай – короли!

Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.


Избранное

Книга состоит из романа «Карпатская рапсодия» (1937–1939) и коротких рассказов, написанных после второй мировой войны. В «Карпатской рапсодии» повествуется о жизни бедняков Закарпатья в начале XX века и о росте их классового самосознания. Тема рассказов — воспоминания об освобождении Венгрии Советской Армией, о встречах с выдающимися советскими и венгерскими писателями и политическими деятелями.


Старомодная история

Семейный роман-хроника рассказывает о судьбе нескольких поколений рода Яблонцаи, к которому принадлежит писательница, и, в частности, о судьбе ее матери, Ленке Яблонцаи.Книгу отличает многоплановость проблем, психологическая и социальная глубина образов, документальность в изображении действующих лиц и событий, искусно сочетающаяся с художественным обобщением.


Пилат

Очень характерен для творчества М. Сабо роман «Пилат». С глубоким знанием человеческой души прослеживает она путь самовоспитания своей молодой героини, создает образ женщины умной, многогранной, общественно значимой и полезной, но — в сфере личных отношений (с мужем, матерью, даже обожаемым отцом) оказавшейся несостоятельной. Писатель (воспользуемся словами Лермонтова) «указывает» на болезнь. Чтобы на нее обратили внимание. Чтобы стала она излечима.


Избранное

В том «Избранного» известного венгерского писателя Петера Вереша (1897—1970) вошли произведения последнего, самого зрелого этапа его творчества — уже известная советским читателям повесть «Дурная жена» (1954), посвященная моральным проблемам, — столкновению здоровых, трудовых жизненных начал с легковесными эгоистически-мещанскими склонностями, и рассказы, тема которых — жизнь венгерского крестьянства от начала века до 50-х годов.