Избранное - [28]

— Да, да. Хозяйство образцовое.

— Послушайте: батрак, если его не бьют, не работает. В Топусте нельзя бить батраков. И однако там образцовое хозяйство. Как же так?

— Сейчас объясню. В Топусте и впрямь образцовое хозяйство. Но какой ценой добился я этого! С раннего утра до позднего вечера приходится бегать за вонючими батраками, и по-хорошему их убеждать, и донимать угрозами, бранью. Полчаса уговариваешь и час поносишь. «Ах, Галамбош, сделай милость!.. Слышишь, Галамбош, мать твою…» Вот так. Дошло до вас? А вместо просьб и ругани как хорошо бы хлестнуть разок батрака плеткой. Но нет. Пусть лучше лопнут у меня легкие, пусть кровь ударит в голову… Вы все-таки соблаговолите приехать в Топусту с графом Андрашем, посмотрите, как идет у меня работа. Мы уже пашем паровым плугом и даже обмолачиваем. Молотилка огромная, с двухэтажный дом. А молотьба идет в поле, потому как туда свозят хлеб из Топусты да с хутора Беламайор. Рожь, ячмень обмолотили всего за три дня. Вот это настоящее хозяйство. Не то что у крестьянина. Он ковыряет свою землю, а поле у него с простыню, один сеет то, другой это; между полями межи, разбазаривают понапрасну землю. У нас такие огромные пастбища, что конца им не видно. И скот откармливаем в Топусте, поглядите на него, если угодно. Сотня голов сейчас на скотном дворе.

— Сотня голов! — мечтательно повторил Надьреви и вспомнил своего спутника, коммивояжера Крауса. Тот не упустил бы случая заключить выгодную сделку. — Сотня голов! По какой цене продают скот? — спросил он.

— Как когда, — уклончиво ответил Крофи.

— Все ж.

— Забракованный вол, если хорошо прибавил в весе, потянет и шесть центнеров. Он дороже. Яловые коровы, отобранные для откорма, дешевле.

— Цену назовите, господин Крофи, цену!

— Бес их знает, эти цены. Я только откармливаю скот, продавать не моя обязанность. — Потом чуть ли не шепотом он прибавил: — На этом деле управляющий наживается.

— Ну, конечно, — упавшим голосом пробормотал учитель.

— Жирный кусок — должность управляющего в таком поместье. Считайте только одну партию. Сотня голов, скажем, пятьдесят тысяч крон.

Значит, Крофи все-таки знал цены.

— С этого идут проценты, — продолжал он. — Не меньше трех с каждой партии. А бедный приказчик, кроме жалованья, не получает тут ни гроша. Ну, ни гроша.

Занятые разговором, они вышли к теплице. Садовники опять сняли шляпы. Один из них курил трубку. Крофи не удержался, чтобы не сказать:

— Вот, полюбуйтесь… Свинья! Говорю я, все лентяи и бездельники. Курит трубку во время работы. Какой там работы! Он за нее и не брался.

— Что вам за дело до него? — рассердился Надьреви. — Он здесь работает, не в Топусте. Не ваша забота.

— Правильно. По мне, пусть валяются, если хотят, пусть подыхают, лежа на земле. Только глаза бы мои на них не глядели, кипит во мне кровь.

— Вы, как видно, чересчур усердны. Работают они, наверно, достаточно. И здесь не сидят сложа руки; иначе сад не был бы таким красивым.

— Не сидят сложа руки, потому что им дают жару.

— Неужели всем?

— Всем. Нам тоже. — Взяв Надьреви под руку, приказчик увел его подальше от теплицы, чтобы никто не услышал его слов: — Думаете, нам не дают жару? Как-то зимой, изволите видеть, вызвали нас для доклада. Вам могу сказать ad audiendum verbum regum[18].

— Regium! — строго поправил его Надьреви.

— Был крепкий мороз, минус десять, наверно. К пяти часам вызвали нас, да гость приехал к его сиятельству, пришлось нам ждать. Перед конторой в холодном коридоре простояли до полвосьмого. Когда собрались, на дворе было уже темно. В полвосьмого выяснилось, что один из моих коллег, Бенедек, приказчик с хутора Беламайор, забыл дома сводку. Его тотчас же отправили за сводкой обратно в Беламайор, семь километров отсюда. А потом честили дураком и ослом, распекали, как школьника. Вот какие дела!

Тут, словно спохватившись, что наболтал лишнего, что он давно уже не хвалит, а поносит хозяев и жалуется на жизнь, приказчик вдруг замолчал и, помрачнев, продолжал другим тоном:

— Строгий, говорю я, но справедливый человек граф Берлогвари. Здесь все получают по заслугам. Не на кого жаловаться. — И смело посмотрел в глаза учителю, давая ему понять, что от всех нелестных слов, сорвавшихся с его губ, он в любом случае откажется. — У нас, изволите видеть, пенсию, и даже повышенную, получают старые нетрудоспособные батраки, пастухи, лесничии. Тяжело больные… — Запнувшись, он замолчал; потом с улыбкой спросил вдруг: — Значит, цыпочек не желаете?

— Нет, — сухо ответил Надьреви.

— Подумайте хорошенько.

— Нет, нет.

— Ну, ладно. Еще успеете подумать, время есть… Потом, если уж вы интересовались ценами на скот, знаете, господин учитель, как можно заработать на этих?.. — Мотнув головой, он указал на барский дом. Глядя на приказчика, Надьреви с нетерпением ждал продолжения. — Не на хозяине, нет, а вообще на этих господах… Не здесь, а в Пеште. Получать комиссионные!

— Как?

— Не скот надо продавать, а женщин. Выискивать их в театрах, кафешантанах. Слыхал я об этом.

— Да ну вас, перестаньте. Как такое пришло вам в голову?

— Я сам бы не постеснялся. — Крофи громко засмеялся, наслаждаясь смущением учителя.