Избранное - [114]
— Прощенья просим, почтенный молодой барин!.. Только Терез милка моя… Как мой срок истечет, под венец я ее поведу. Невмоготу мне дальше молчать. Тошно мне слушать, что здесь происходит.
Солдат говорил смиренно, дрожащим от волнения голосом. Но юноша вдруг вскипел: какой-то солдат расстроил его игру, стал любовником этой девушки! Как он посмел! Волнение на лице солдата он принял за робость, бессилие и потому бесстрашно, заносчиво крикнул:
— Кто вы такой? Что вам здесь надо, в чужом доме? Вон отсюда! Сию же минуту!
Солдат, пораженный, остолбенел. Он смутился и неуклюже задвигал руками. А юноша совсем распалился.
— Да, да! Убирайтесь немедленно! Чтоб и ноги здесь вашей не было!
— Помолчите-ка, барин! — сказал солдат и с налитыми кровью глазами шагнул к юноше. Правой рукой он потянулся было к штыку, но тут же, словно обжегшись, ее отдернул.
— Йожи, дорогой, уходи, — упрашивая его, заговорила Терез. — Не о чем тебе беспокоиться, но сейчас тебе лучше уйти.
Опамятовался солдат и пошел, пятясь, к двери, — словно нечеловеческим усилием воли сам себя подталкивал к выходу.
— Ну, погоди! С тобой я еще рассчитаюсь! — сказал он Терез, открывая дверь.
Юноша и горничная остались одни. Он смотрел на нее, надменно улыбаясь. Терез отвела глаза, его присутствие было ей неприятно: в эту минуту она его ненавидела. Но игривое настроение не покинуло юношу, и он снова стал ее тормошить.
— Пустяки это, Теруш, ты не бойся. Ничего он тебе не сделает. Просто болтает. Ведь он не слыхал, о чем мы тут говорили.
— Уходите, господин Ласло, мне не до разговоров.
Но юноша, стараясь ее развеселить, успокоить, болтал без умолку. Он доказывал, что у них она в безопасности; ничего в том страшного, что солдат рассердился, в следующее воскресенье он непременно придет, но тронуть ее здесь не посмеет, — и они помирятся. Такой оборот устраивал Терез, она успокоилась и уже отвечала улыбкой на заигрывания молодого хозяина и раз даже весело рассмеялась. Он гладил ее по волосам и щекам, и она не противилась, потому что после пережитого страха мужская ласка была ей приятна…
Солдат тем временем спустился, а вернее, скатился с лестницы и, ослепленный яростью, зашагал, пошатываясь, словно хмельной, — лишь бы уйти. И вдруг резко остановился. Решимость покинула его, ноги отказывались идти, он стоял и думал о происшедшем. Срам-то какой… Хоть сквозь землю проваливайся… А она там осталась, с глазу на глаз с другим. Нет, этого ему не стерпеть, помереть и то легче… Надо вернуться… Что тогда?.. Не дай бог, случится беда! Он снова попытался уйти, сделал шаг, другой, и снова ноги отказались служить. Он стоял. Борясь с собой, не думая ни о чем, он старался унять расходившееся сердце. И вдруг повернулся и ринулся наверх.
Терез уже улыбалась вовсю — она настолько утешилась, что порой смеялась до слез. Юноша держал ее в объятиях, целовал ее щеки, губы, и она отвечала на поцелуи. Потом вдруг уселась на стул и закрыла руками лицо. Он опять гладил ее по волосам и с нежностью уговаривал.
В этот момент распахнулась и с треском захлопнулась дверь — в кухне стоял солдат. Терез взвизгнула. А солдат закрыл дверь плотнее и шагнул вперед. Но снова, сделав страшное усилие над собой, он сдержался.
— Барин! — сказал солдат. — Ваше благородие! Надо ж нам друг друга понять! Можно ведь как-то по-людски… Не могу я просто взять да уйти. Не дозволяет мне этого сердце. Не могу так оставить Терчи… Пусть выйдет она на часок, пусть со мной прогуляется. А после придет назад… Пошли, Терчи!
Ни слова не говоря, Терез вышла, накинула на плечи платок и вернулась.
Тут все добрые чувства, пробудившиеся на миг в сердце юноши, вновь сменились спесью и завистью. Снова грубо, заносчиво он крикнул солдату:
— Я ведь сказал, чтоб вы убирались! Терез, ты останешься дома.
— Я пойду, господин Ласло, — запротестовала Терез. — Я пойду. Идем, Йошка!
— Ты останешься! Ты не уйдешь! Я запрещаю! — кричал юноша.
— Мне сейчас и делать-то нечего.
— Есть. Я найду тебе дело. Сию же минуту готовь мне чай.
Терез послушно сняла платок. Солдат подошел и снова покрыл им плечи Терез.
— Пошли! — сказал он.
Тут юноша резким движением сдернул с Терез платок. Тогда солдат вытянул руку, схватил наглеца за горло и толкнул на кухонный стол. Терез завизжала и бросилась в свою комнату. А солдат рванул штык и всадил его в грудь обидчика. Затем разжал пальцы, сжимавшие горло. Безжизненное тело скользнуло на пол и рухнуло лицом вниз. Оно больше не дрогнуло, лишь торчавший из груди конец штыка слегка накренился влево. По каменному полу растеклась большая лужа крови. Солдат хотел выдернуть штык, но не решился к нему прикоснуться. С ужасом глядя на жертву, он сдавленным, напоминавшим стон голосом позвал Терез.
Терез вбежала, на тут же бросилась вон.
Солдат поймал ее на ходу.
— Стой! Спятила, что ли?
— Я боюсь, — дрожа, сказала она. — А-ай, что ты наделал! А-ай, что наделал! Конец теперь. Закатают тебя.
— Не закатают. Сбегу. Так схоронюсь, ни в жисть не найдут.
— Сбежишь? Куда?
— Не знаю куда. Знаю только, что не догонят меня, не найдут. Ни армия, ни полиция. От всех схоронюсь и не увижу ни света белого, ни тебя. Никогда не увижу. Из-за тебя ведь убил. О-ох, что я наделал!
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Книга состоит из романа «Карпатская рапсодия» (1937–1939) и коротких рассказов, написанных после второй мировой войны. В «Карпатской рапсодии» повествуется о жизни бедняков Закарпатья в начале XX века и о росте их классового самосознания. Тема рассказов — воспоминания об освобождении Венгрии Советской Армией, о встречах с выдающимися советскими и венгерскими писателями и политическими деятелями.
Семейный роман-хроника рассказывает о судьбе нескольких поколений рода Яблонцаи, к которому принадлежит писательница, и, в частности, о судьбе ее матери, Ленке Яблонцаи.Книгу отличает многоплановость проблем, психологическая и социальная глубина образов, документальность в изображении действующих лиц и событий, искусно сочетающаяся с художественным обобщением.
Очень характерен для творчества М. Сабо роман «Пилат». С глубоким знанием человеческой души прослеживает она путь самовоспитания своей молодой героини, создает образ женщины умной, многогранной, общественно значимой и полезной, но — в сфере личных отношений (с мужем, матерью, даже обожаемым отцом) оказавшейся несостоятельной. Писатель (воспользуемся словами Лермонтова) «указывает» на болезнь. Чтобы на нее обратили внимание. Чтобы стала она излечима.
В том «Избранного» известного венгерского писателя Петера Вереша (1897—1970) вошли произведения последнего, самого зрелого этапа его творчества — уже известная советским читателям повесть «Дурная жена» (1954), посвященная моральным проблемам, — столкновению здоровых, трудовых жизненных начал с легковесными эгоистически-мещанскими склонностями, и рассказы, тема которых — жизнь венгерского крестьянства от начала века до 50-х годов.