Избранное - [121]

И это не просто слова непосредственного участника событий, но и свидетельство точного и строгого историка. Эта «острота и сила» были остротой и силой классовой борьбы, остротой и силой революционной схватки. В эту борьбу Коммунистическая партия Словакии и ее союзники бросили все новое: Словацкий политический орган — Словацкий национальный совет, народную власть, представленную национальными комитетами, объединенную партию рабочего класса, единые профсоюзы, революционную молодежь. И куда склонялась эта сила, туда поворачивался наш мир. Все, что зародилось в подполье и в вооруженной борьбе, вырастало как из организации, так и по спонтанной воле народа. Все это живет с нами и сегодня: это не заветы, это — непрерывная нить жизни.

Революции нужна вооруженная власть; без нее всякая революция — это лишь демагогия и авантюризм. У руководителей антифашистского сопротивления в этом смысле было две возможности: либо вооружить народ, либо склонить на свою сторону армию. Особенность словацкой революции, — по крайней мере в тот период и в тех европейских условиях, — заключалась в том, что удалось и то и другое. Партизаны, вооруженная власть народа бок о бок сражались с солдатами словацкой армии.

Это связано с особым положением словацкой армии в фашистской коалиции, с особой психологией словацкого солдата. Если говорить несколько упрощенно, словацкий солдат был неспособен воевать против Советской России. После битвы под Липовцами он уже не мог быть частью фашистского механизма: это был бунтовщик и дезертир. Солдаты перебегали на советскую сторону поодиночке и группами, на лошадях, мотоциклах, на танках, поддерживали связь с местным населением на оккупированных территориях и с партизанами, убегали оттуда, где нужно было стоять, останавливались там, где нужно было идти вперед. Сын словачки понимал, что такое справедливость, был чуток к страданиям. Это были всего-навсего крестьяне и рабочие в военной форме.

По историческим, географическим, политическим и другим, не всегда поддающимся определению причинам словацкий народ чувствовал инстинктивную тягу к Советскому Союзу. Младоаграрий Радакович с огорчением сообщает Бенешу: «Россией восхищаются, желают ей успехов, и большинство хочет, чтобы будущие отношения ЧСР и СССР были самыми сердечными. Понимают, что антибольшевистская пропаганда перед войной умышленно утаивала положительные стороны коммунистического режима…»

И немецкий посол Е. Г. Людин обращает внимание Берлина на то, что в Словакии особенно необходимо «мобилизовать население против склонности к Советам, которая здесь чувствуется чрезвычайно остро». Мы не знаем, как именно Людин представлял себе такую мобилизацию — ее можно было осуществить только при помощи концлагерей и закончить братскими могилами.

Старые наклонности еще сохранялись, новые зарождались. Именно при посредстве словацкой армии возникал новый опыт и новые симпатии. Именно прорусские и просоветские настроения в словацкой армии стояли у истоков антифашистского движения.

Конечно, не всегда все было просто, ведь в армии существовал и генералитет. Это были свежеиспеченные генералы, обязанные своими новыми титулами фашистскому режиму. В сложные моменты они колебались и раздумывали. В решающую минуту трусливо предали. Это были маленькие людишки с большими претензиями; были здесь и алибисты[66], двуличники, слуги двух хозяев, и, конечно, была здесь и словацкая элита — офицеры «с честью», любители кутежей и широких, пустых жестов.

Но встречались и честные, порядочные люди, готовые смыть позор с имени словацкого офицера; в душе они были вместе с теми, кто в конце мая 1943 года перешел под Мелитополем на советскую сторону, с теми, кто вел партизанскую войну в лесах Белоруссии и катакомбах Одессы, — создавалась широкая морально-политическая взаимосвязь, зародыш вооруженной власти народа, зародыш новой армии.

Куда подевались мечты о крестовом походе против большевизма, «От Татр до Азовского моря»! «Государственный президент все же предлагает одним махом вооружить всю словацкую армию, как только получит в распоряжение достаточные немецкие силы», — телеграфировал Людин в Берлин. Нужны ли более очевидные доказательства краха государства и взглядов в армии, чем эта просьба Тисо?

В Восстании встретились все элементы, из которых в то время и позднее, в освобожденной республике, создавалась вооруженная власть народа: партизаны, восставшие солдаты, бойцы парадесантной бригады и авиационного полка. Не без проблем, со многими внутренними противоречиями, иначе и не могло быть при таком количестве различных классовых и социальных позиций, — в Восстании начал зарождаться прообраз народной армии и других вооруженных частей.

Это не только завет, не просто традиция; это прямая связь, продолжение, жизнь.

Среди антифашистов, конечно, были не только коммунисты. Словацкий антифашистский фронт, или, точнее говоря, антифашистский фронт в Словакии, был широким, многообразным и разнородным, различным по своим классовым, социальным и политическим убеждениям и целям. Картина антифашистского фронта была пестрой, словно радванский базар. Здесь была и уже упоминавшаяся выше чехословацкая группировка Шробара, которая вместе с Бенешом настаивала на продолжении традиций 1918 года, были здесь и правые социал-демократы, сплотившиеся вокруг Капиная и Фило