Избранное - [135]

— Где моя кровинка?..

Фарруджа тихонько приговаривала:

— Тасадит! Тасадит, сестра, прости меня.

Тасадит повернулась к ней.

— А ты забирай своего щенка и убирайся!

— Тасадит, сестра моя, он меня заставил…

Тасадит подошла к малышу и принялась целовать его ручонки, щечки, носик. Потом взглянула на Фарруджу, и они упали в объятия друг друга.

Тайеб подошел к ним.

— Эти бабы с их выродками выводят меня из терпения. Хватит! Raus! Убирайтесь отсюда обе… быстро… обе… — Он с силой рванул дверь. — Хватит! Raus! Обе вы мне омерзительны… так же, как ваши мужчины… и вообще все мусульмане: мужчины, женщины, дети, феллага и не феллага, предатели и не предатели… Все вы мне опротивели, понятно?.. Все… хватит!

Он толкнул ногой дверь, потом удары посыпались на Тасадит, на Фарруджу, на старуху.

Тити с Фарруджей вышли, а Тасадит уцепилась за руку Тайеба.

— Убей и меня, Тайеб, отдай мне его или убей меня.

— Слишком дешево хочешь отделаться, — сказал Тайеб. — Пострадай, покричи от побоев… от побоев Тайеба, поцелуй вот эту руку, руку, которая бьет тебя. — Он, казалось, смягчился. — Что же ты не кличешь себе на помощь святых, мусульманских святых? Я ведь служу христианам, нечестивцам! Так что святые истинной веры могли бы тебе помочь, а?

— Тайеб, во имя твоих детей…

— Или нет, позови-ка лучше своих братьев, имжухэдов[81]! Чего ж они ждут, твои братишки, отчего не спешат тебе помочь? Они знают, где меня найти, они все меня знают, пусть приходят!..

— Убей меня.

— О, хватит, или я поймаю тебя на слове… Заладила одно и то же… Убей меня… А кому какая польза от твоего трупа? Вонять только будет… Хватит! Raus!.. Или нет!.. Оба вы мне надоели… Вот твой выродок.

Он открыл дверь в комнату.

— Смотри, он спит вместе с моими детьми, чего тебе еще? Даже не проснулся… А ну, забирай эту дрянь!..

Тасадит кинулась к спавшему малышу, схватила его с постели и прижала к своей груди. Ребенок заплакал. Тасадит перешагнула порог и, выйдя на улицу, бросилась бежать, как будто по пятам за ней гнались своры собак, она все время оборачивалась. Тайеб крикнул ей вдогонку:

— Не вздумай уходить из деревни, ты будешь нужна капитану.

Он смотрел на тонкую фигуру, удалявшуюся по дороге, следил, как переливались на красных, желтых, синих цветах ее платья первые лучи солнца. И вдруг на него напал такой приступ смеха, что он вынужден был сесть. Но тут же вскочил и почти бегом кинулся в САС.

Капитан Марсийак ликовал: события неопровержимо подтверждали его точку зрения в противовес разглагольствованиям Гамлета. Сержант, стоявший перед ним, словно провинившийся ребенок, смотрел куда-то в землю, упрямый огонек в его карих глазах погас.

Слишком долго эта сволочь Гамлет старался всех убедить в том, что он, Марсийак, дурак… Именно поэтому капитан так упивался своим триумфом…

— Ну как, святой Франциск, всегда готовый подставить вторую щеку? Ты все искал случая проявить милосердие, ответить на оскорбление прощением. Будь покоен! Феллага предоставят тебе такую возможность… и не раз… сколько твоей душе будет угодно… Нет, ты только подумай! Пять тайников! И где? Всюду, где, как было известно феллага, твоя добрая душа не станет их разыскивать. Один — в мечети, в зале для омовений! Слышишь, сержант? У твоего боженьки! Другой — в ста метрах от САС, как раз напротив твоих окон, в пустом доме, на который ты глазеешь целыми днями… Феллага, должно быть, наблюдали тебя за работой… Уж не знаю, храбрость их на это толкнула… или нездоровое любопытство! Третий — за шкафом у Фарруджи, вашей подопечной, господин сержант, сестры величайшего друга Франции Белаида Лазрака и Али Лазрака, еще одного из наших друзей… Он так любил нас, что взялся за винтовку, чтобы лучше выразить нам свою любовь и дружбу. И еще два тайника у безобидных крестьян — они угощали тебя кофе в своем доме, — как раз над погребом, где феллага выслушивали твои психологические разглагольствования. Вот уж, верно, посмеялись эти феллага!

Сержант Гамлет молчал, изо всех сил стараясь заглушить внутренний голос, повторявший: «Ну и что? Что это доказывает? Ничего, ровным счетом ничего!»

— Я мог ошибаться, — начал он упавшим голосом. — Потому что верил в человеческую натуру. Идеал, господин капитан…

Марсийак взорвался:

— Идеал!.. Идеал!.. Что до меня, так мне все ясно: каждый раз, как я слышу слово «идеал», я берусь за пистолет… Известно ли тебе, сержант, где пролегает путь к сердцу человека?.. Он пролегает через его живот! А что до самого сердца, то оно не стойко, ум тоже ничего не значит, это так, ветер. Разве можно полагаться на ветер? То ли дело живот! Это надежно, серьезно… Не обманет… Это основа… Да и требования у него простые… хватает вас жизнь за кишки, и все тут… Только так и не иначе!

— Разумеется! Только, видите ли, такому человеку, как Белаид, деньги не нужны, и все-таки он с нами…

— Ах, ты вот о ком! Белаид? Что ж, поговорим о Белаиде! От него предателем несет на десять миль вокруг, от твоего Белаида! Каждый раз, как я слышу, что какой-нибудь алжирец говорит о лояльности, о Родине и о Франции как о своей родной матери, я чувствую, что во мне просыпается убийца. Днем твой Белаид с нами, а ночью — с феллага. Он и сам, верно, точно не знает уже, кого предает. Не пойму только, как он не перепутает.