Избранное - [40]
— Инвыртита. Сегодня разучим, как танцует девушка, когда ее держишь за руку, и как она кружится, когда ее отпустишь.
И из всей инвыртиты только этим и занимались, пока все девушки не начинали кружиться, как одна.
Люди поначалу удивлялись этим порядкам и даже посмеивались над Ионом Хурдубецем.
— Так все и будем по одному месту долбить.
Ана сидела в стороне и наблюдала за плясками. Ей было видно, что пары между собой сталкиваются, путают фигуры, каждая танцует на свой лад.
— Если мы и на конкурсе так будем плясать, нас куры засмеют. Нужно танцевать организованно. Если вы знаете все колена не хуже меня или даже лучше, тогда и будем плясать, кто во что горазд. — Больше Хурдубец ничего не сказал.
Но танцоры не понимали, зачем повторять одно и то же, пока голова не закружится, или топтаться на месте, пока не откажут ноги.
— Не хуже тебя знаем.
— Давай на спор.
— Давай, — вызвался Илисие.
Хурдубец подал знак, и флуеры запели.
Лихо плясал Ион Хурдубец. Его тонкий стан, перехваченный широким поясом, вился, как веретено. Ион переходил на легкий шаг, слегка покачивался то в одну, то в другую сторону, вскрикивал и прищелкивал пальцами. А Мариука в раздувающейся сборчатой юбке волчком кружилась вокруг него.
После каждой фигуры среди зрителей вспыхивал шепот одобрения и восторга. Самые юные, которым еще не пришло время ходить на танцы, жадными глазами следили за пляской, запечатлевая в памяти каждое коленце, каждый поворот, каждый отбитый такт. Старики, усмехаясь, браво подкручивали усы и перешептывались: «Этак только в наши времена плясали!»
У Илисие Георгишора екнуло сердце, когда он вошел в круг. Видно было, что непривычно ему плясать под испытующими взглядами десятков глаз. Но он храбро вывел свою пару, Ирину Кукует, веснушчатую девчонку с длинноватым носиком, верткую, живую, как ртуть.
— И-и-их-ха-а! — крикнул Илисие своему отцу, который от волнения покраснел, как свекла, и никак не мог поймать ртом мундштук флуера. После первых же тактов Илисие пришел в себя. Ноги его отбивали дробь по глинобитному полу, он хлопал ладонями по коленям и по ляжкам, потом прищелкивал пальцами и протяжно вскрикивал. Девушка кружилась и прыгала вокруг него так легко, словно не ноги у нее были, а пружины.
— Глянь, глянь на Фырцуга! — восхищенно шептал кто-то.
Все шло хорошо, пока Илисие, раззадорившись, не стал подпрыгивать, пытаясь изогнуться в воздухе и пристукнуть каблуком о каблук, как Хурдубец. Люди засмеялись, потому что первый раз правый каблук угодил по левой икре, а второй раз ноги плясуна заплелись и он упал на колени, неожиданно сотворив земной поклон.
Из-за этого непредвиденного случая опозорился и Георгишор-старший: с перепугу откусил мундштук флуера, и инструмент замолк навсегда. Пришлось дожидаться, пока мальчонка сбегает за другим. К тому времени смех и колкие слова, которые градом посыпались на голову незадачливого танцора, утихли, можно было начинать первую репетицию.
Ана решила поговорить о хоре с Серафимой Мэлай.
Во вторую неделю декабря погода испортилась, предвещая снег. Потемневшее небо нависло над деревней. Улицы опустели. Люди сидели у печей, грелись у огонька. Серафима Мэлай тоже нежилась в тепле. От раскаленной чугунной печки шли горячие волны. Серафима лежала на постели, свернувшись клубочком, в приятной истоме среди груды подушек. Ее разрумянившееся лицо выглядывало из синего финского свитера с узорами, словно большой красный цветок.
Ана вошла, принеся с собой свежее дыхание морозного воздуха. Серафима повернулась на бок и, широко открыв глаза от удивления, слабо вздохнула:
— А-а-а! Добрый день, товарищ заведующая… Как дела?
Ана встала около кровати, заслонив собой окно. Без всякого смущения смотрела она на Серафиму.
— Хорошо. У меня к вам один вопрос!
— Да?
— Вы должны помочь нам насчет хора.
Серафима села на кровати. В ее серых глазах было недоумение, а уголки красных пухлых губ опустились.
— Какого хора, дорогая?
— Нашего хора в клубе. Вы ведь обещали.
Если сначала Ана удивилась, что учительница лежит, то еще больше она удивилась ее недоумению.
— Вы и хор организовали?
— Организовали, да некому дело наладить.
— И ты хочешь, чтобы я руководила?
— Да.
— Хм! Это было бы очень хорошо.
Серафима замолчала, исподлобья вглядываясь в глаза Аны, потом медовым голосом добавила:
— Я была бы счастлива им руководить.
Ана ждала. Она не очень-то верила учительнице. Пожалуй, даже совсем не верила. Краснощекое лицо этой женщины казалось ей злым и противным. Но для пользы клуба она готова была расцеловать это лицо, только бы Серафима согласилась руководить хором.
— Но, дорогая моя, я в этом ничего не понимаю. Мне очень жаль. Я бы с удовольствием организовала хор из крестьян, но у меня нет музыкального слуха.
— Чего нет?
— Музыкального слуха.
— А это что такое?
— Это… Как бы это объяснить, чтоб ты поняла… Уши у меня плохие…
— Вы глухая?
— Нет, дорогая моя, — понижая голос, добродушно промурлыкала Серафима. — У меня нет музыкального чувства, я не умею петь. Поняла?
— Поняла! Понять не трудно.
Ану передернуло. Тонкий голосок учительницы, холодный, стальной блеск ее глаз и усмешка на пухлых губах казались Ане неуместными, неучтивыми. «Змея подколодная!» — подумала Ана. Она с радостью хлопнула бы дверью и ушла, оставив учительницу хихикать одну, если бы речь шла не о хоре.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.