Избранное - [75]

Двадцать собак, готовых в драку и на разбой.

Слушай, Кабул, и слушай, Яр-Султан-Азим-Джан[25],

Что говорит вам в песне каменный Бадахшан:

«Если вы захотите снова к нам забрести,

Каждый дорожный камень встанет вам на пути,

Каждая ветка хвои вцепится вам в глаза,

Ноги коням стреножит вьющаяся лоза,

Горы подымут плечи, сбросив груды лавин,

Из берегов навстречу выйдут реки равнин,

Жены взвоют от злобы, Яр-Султан-Азим-Джан,

Если ты возвратишься в каменный Бадахшан.

Здесь тебя ненавидят — руки твои в крови.

Если ты жив в Кабуле — радуйся и живи».

Старой солдатской пикой бей в базарный порог,

Рыскай вдоль стен, глотая пыль городских дорог.

Жди, когда вестник вскочит на городской дувал

С криком: «Волки Ислама! Враг побежден и пал».

Жди… Но ты не дождешься, Яр-Султан-Азим-Джан.

Больше ты не вернешься в старый Бадахшан.

Больше ты не услышишь крик убитых детей,

Храп лошадей и быстрый взмах свистящих плетен,

С дальних гор не прорвутся зарослями арчи,

Подскакивая на седлах, черные басмачи.

9. Шоири Худжанд [26]

Я не могу не дышать свободней и жарче,

Если я вижу разрытой сухую равнину,

Если вода идет по хлопковой пашне,

Если я вижу оконченную плотину.

Всем, кто со мной стремится к новой жизни,

Радуюсь, как отец родимому сыну.

Как мне не крикнуть: «Здравствуй, новое племя!»,

Если мой сын ведет по полю машину?

Если я вижу, как плуг подымает землю,

Как не сказать мне: «Слава труду-исполину».

Если грозят мне: «Старое снова вернется» —

Я упаду на землю и в страхе застыну.

Дай мне винтовку, товарищ, дай мне патроны,

В бой пойду и советской страны не покину.

10. ТРУДОВАЯ ПЕСНЯ

(О рождении железного серпа)

Гей ты, серп, серп[27],

Дядя серп, серп.

Звонкий и зазубренный,

Старый железный серп.

Мой отец принес его

Молодым камнем

Из Кштута, из Хостоу,

Из Ягид-нульваид.

Гей ты, серп, серп.

Дядя серп, серп.

Мой отец побросал

Груду камня в горячую печь,

Мать носила хворост.

Гей ты, серп, серп.

Всю ночь пылал камень,

И цвел, как тюльпан, камень,

Всю ночь стекал камень

На дно плавильной печи.

Гей ты, серп, серп.

Отец собрал железо

Со дна плавильной печи.

Ковким стал камень —

Плоский, голый и черный.

Потом его бьют и плющат.

Гей ты, железный серп.

Куют, гнут, точат.

Гей ты, серп, серп.

Ясный, как месяц,

Он бежит по полям пшеницы,

Спотыкается человечек,

Бежит по полям пшеницы.

Кто ты, человечек?

 —  Я — железный серп.

Кто ты, человечек?

 —  Старый дядя серп.

11. РУБАЙИ

Далекий Куляб. Дорожка в далекий Куляб.

Тебя ли винить мне, что я стал беден и слаб?

Где мать? Где отец? Где юность моя? Где друг?

В руках чужая мотыга. Я беден и слаб.

Прощай, мой хлопок, прощай, высокий дувал[28].

Прощай, хозяин, довольно я здесь горевал.

Я вышел в горы. Кругом вода и туман.

Пройдем перевал, друзья… Еще перевал.

12. ПЕСНЯ О ВЛЮБЛЕННОМ СОЛОВЬЕ

Соловей влюбляется в розу,

Грубо вытканную на ковре.

Бай трясется над богатством,

Собранным в его норе.

А бедняк идет на пашне,

Погоняя верных волов,

Не заботясь о пророке,

Боге и его добре.

Вера, проповеди, хутбы,[29]

Заунывный крик чтецов —

Это выдумка эмиров,

Ясаулов и купцов.

Для того чтобы подрезать

Сорный стебель их сердец.

Нет меча, острей, чем серп, —

Серп — оружие отцов.

Вот что говорит Джамшиди, сын рабочего народа.

1930

13. Мунаввар-Шо. ИСТОРИЯ МОЕГО СЕРДЦА

Меня били палками. Меня сажали в ямы. Мне не давали есть двадцать четыре дня. Но бурю моего сердца нельзя было остановить. Я плакал кровавыми слезами. Пристава эмира смотрели мне в глаза. Я им пел.

Вы думаете — вы убили меня?

Дурачье, я узнал злобу, судеб,

Грабьте дом бедняков, жрите их хлеб.

Будет день — из дворцов выбьет вас месть,

Как снопы ячменя пляшущий цеп.

В мою деревню приходили солдаты. Они искали сеятелей революционной смуты. Они казнили моего отца у ворот соборной мечети.

Выходи на холмы мятежей, конь.

Погляди! Все вокруг — дым и огонь.

Как табун жеребцов, мчатся часы.

Пронеслись — и пуста степи ладонь.

О, к чему вспоминать это прошлое! Голодное и кровавое время наших властителей. Свирепые годы ханских собак.

Мое сердце говорит о новом:

О, таджикская земля,  — время для тебя пришло.

Миновал жестокий век — время для тебя пришло.

Плуг, взрывающий поля,  — время для тебя пришло.

О советский человек,  — время для тебя пришло.

Тогмай, 1929

14. РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ПОХОРОНЫ В СТАЛИНАБАДЕ [30]

Я шел пыльным бульваром —

Одной из дальних аллей,

Вдоль слабой, тонкой рассады

Младенческих тополей.

Внизу, за желтой оградой,

Ревел верблюжий базар,

И птицы в кустах свистели:

«Дия, дия, дильзар!»

Людьми, пролетками, стуком

Кипел вчерашний кишлак…

И вот я вышел на площадь,

Где вился траурный флаг.

Недавно здесь похоронен

Один мой старинный друг —

Рахим из Кон-и-Бодома,

Партиец и политрук.

Я видел его в работе,

Являясь в горный райком.

На днях он найден убитым,

С дырой под левым ребром.

Мы все его хоронили

Под речи и крики труб,

И каждый из нас поклялся,

Целуя остывший труп:

 —  Рахим из Кон-и-Бодома

Убит кулацким ножом,

Но мы его не забудем

И честь его сбережем!

Имя Рахим-Джана

Сотрется, как край горы,

Но слава Рахим-джана

Гремит, шатая миры;

Пускай незаметный всадник

Упал — и умер герой,

Но конница скачет дальше,

Смыкая неровный строй.

15. ПРЕДСКАЗАТЕЛЮ [31]

В год великой войны я шел по дороге

(был знойный день)

Среди разбитых гиссарских башен