Избранное [заметки]

1

«Тихоокеанский дневник».

2

Русское правительство в прошлом веке назначало «тойона» — «чукотского короля» и все переговоры вело с ним. Однако «тойон» не пользовался у чукчей никаким авторитетом. Очень картинно описывает «двор тойона» Тан-Богораз в «Пьяной ярмарке».

3

Уэлленская школа закрыта на летнее время. Товарищ Гребич дал мне книги, тетради и рисунки, по которым занимаются маленькие чукчата. Он сам, вместе с детьми, составляет задачи и упражнения, подходящие к местному быту. Вот одна из тетрадей:

«Уэлленский кооператив сдал дежневской фактории 20 штук нерп по 3 рубля за одну нерпу и 40 фунтов моржового клыка по 1 рублю фунт. Сколько рублей получил кооператив за все сырье?»

«Ачитагин купил в кооперативе 5 кирпичей чая по 1 рублю за кирпич, 10 метров ситцу по 1 руб. метр, 8 фунтов шанхайского чаю по 2 рубля фунт. На какую сумму Ачитагин купил товара?»

«10 охотников убили 30 моржей и 20 нерп и разделили их между собой поровну. Сколько моржей и нерп получил каждый охотник?»

4

Он умел говорить девушкам: «Воздух — это стихия», «Летчик-самурай», «Военный летчик принят в каждом доме. Он — цвет нации».

5

Цирик — солдат.

6

Нихонского — японского.

7

Треть Мухаммедова мира… По определению старинных персо-арабских географов — это совершенно точное политико-географическое понятие. «Треть мира составляют пять великих оседлых стран мусульманства — Турция, Персия (с частью Афганистана), Хорезм, Бухара и Индия». В представлении современного советского таджика понятие трети мира может иметь исключительно риторическое значение.

8

Я втаскивал хурджины на перевал… На тропинках Верхнего Таджикистана часто можно встретить отряды крестьян, гуськом бредущих вверх с тяжелым хурджином (переметной сумой) за плечами. Они заносят товары в такие места, куда ни арба, ни вьючная лошадь не могут проникнуть. В разделе Дороги «Народно-хозяйственного плана ТаджССР» намечено проведение в первую очередь удобных путей в эти места.

9

Дюшамбийская железная дорога… Лондонский «Таймс», сообщая в 1939 году о постройке железной дороги до Сталинабада (бывшего кишлака Дюшамбе), с раздражением писал о «рельсовых путях большевиков, подобравшихся до самого порога Индии». Значение этой дороги огромно. Ворвавшись в середину бывшей Восточной Бухары, она перекраивает начисто экономический ландшафт, связывая долины с подножьем горных хребтов и ускоряя темпы коммунистического перевоспитания страны и людей.

10

Кем бы я хотел стать… Эта песня сочинена популярным Мунаввар-Шо Умарна, секретарем Кала-и-Хумбского волостного совета. Мы встретили его в одном из ущелий Дарваза, где дороги ужасны и богатство крестьянина измеряется количеством тутовых деревьев. Он сочинял революционные песни и притчи. Воспитанный на феодальном Саади, он восхи щался им и все-таки страшился его влияния. За дальностью расстояния ему почти не приходилось печататься. Его произведения распространяются в списках. В этой песне Мунаввар-Шо пересматривает привычную иерархию таджикской судьбы, от муллы и «саррафа» — менялы и ростовщика.

11

Не владельцем переправ… В эмирское время переправы через горные реки отдавались на откуп бывшим писцам и отставным чиновникам бекских канцелярии. В двух-грех местах от берега к берегу ходил канатный паром. В остальных случаях «устои-шинопар» — мастер-пловец — переправлял проезжих на бурдюках.

12

Хей, Абдулло-хан… Всякое событие, имевшее место во время гражданской воины о горах, нашло могущественное отражение в песнях советского Таджикистана. Истории поимки курбаши — головореза Абдулло-хана — имеет о себе песенную «литературу» не меньшую, чем история борьбы с бандами Энвер-паши и Ибрагим-Бека.

13

Каждый получит дастархан… Басмаческие главари обещали обманутым дехканам, завербованным в их шайки, золото, богатство, рай на небе, «дастархан» — угощение в завоеванных кишлаках.

14

И застрелил покойников… Безыменный сочинитель песни применил здесь излюбленный в старой восточной литературе прием — он опережает события, которые должны развернуться в следующей строфе.

15

Всю ночь сквозь бурс… Бурс — горный можжевельник, арча.

16

Кто видел сажу и пепел… Общее построение этих строф варьирует обычную для песни схему. В другом варианте (записанном в с. Мотраун Язгулом) первая строфа звучит так: «Кто видел дыню и гранат у подножия виселицы? — Кто видел рыбу и змею в гнезде синицы? — Глупый парень, ты хочешь от бабы верности. — Не бывает верной сабли, верной бабы и верного коня».

17

Салим-Подшо — турецкий авантюрист Селим-паша, соратник Энвера, в 1920–1922 годах был участником бандитских отрядов, боровшихся с революцией в Восточной Бухаре.

18

Сталинабад — столица Таджикистана (б. Дюшамбе) с 30 тыс. жителей, аэродромом, железной дорогой; электростанцией, автобусами, зданиями ЦИК и СНК, из окон которых видны четыре горных хребта. Несколько лет назад на месте «шумного» майдана (площади) здесь был полуразрушенный угрюмый кишлак. Из отверстий в крышах выходили редкие дымы.

19

Нам спляшут «раккасы»… Возвращаясь из долин, где он работал на хлопкоочистительном заводе, горец устраивает посиделки — «шаунишени» — для друзей и знакомых. Там пьют чай под дютар и бубен. Приглашенные «раккасы» (профессиональные танцоры) из ближнего села представляют «Краскома и Энвер-пашу», «Девушку», «Цветок мака и мотылька». Такой рабочий, вернувшись в горы, выдвигается на первые места в своем селении. Он бывает застрельщиком в организации колхоза, его выбирают в совет.

20

Я бродил в Больших Долинах… В сознании горца весь долинный Таджикистан — «Большие Долины» — объединяется именем «Гиссар», по маленькому городку с цитаделью, где помещалась канцелярия бека в эмирские времена.

21

Бухарцы в Афганистане… В 1920 году последний эмир Бухары Сайид-Алим-Хан Мангыт переправился через Пяндж в Афганистан, захватив с собой четырех жен и вьюк с золотом. За ним последовали беки, ханы, амлякдары, богатые каракулеводы, тысячники-купцы, выброшенные за границу натиском трудового дехканства и Красной Армии. Их называют «мухаджирами» — беглецами, «харгушами» — зайцами и «бухарцами в Афганистане».

22

От Пянджа несколько фарсах… В нескольких милях от границы стоят старинные крепости афганских владетелей, похожие на кирпичные печи. В них разместились бухарские беглецы.

23

Ясаул, мир, дахта… В «амляки» — феодально-административные единицы деления прежней Бухары — посылались «на кормление» эмирские дядьки, полицейские, бывшие палачи и т. д., получавшие титулы: «датха», «тук сабо», «ясаул», даже «мир» — властитель.

24

Где пыль и полночь Абадана… — Песня «Вождь говорит» обращена к пролетариату зарубежного Востока. Ее автор — рабочий нефтеперегонного завода в Исфаре. Там работают русские, таджики, узбеки, персы. Он говорит о нефтяных промыслах Абадана (в Южной Персии), о бомбейских бунтовщиках, об иранских кочевниках-кашгаях и лурах, о вожде, чей голос проникает повсюду, от рабочих шатров до «андарунов» — скрытых женских половин в домах.

25

Слушай, Кабул, что говорит каменный Бадахшан в песне… Население Памира — нынешней автономной Горно-Бадахшанской области — обращается здесь к вождю дарвазских басмачей, разбитых в 1921 году памирскими добровольцами.

26

Мы сидели в редакции газеты «Пролетори Худжанд». В окно открывался кусок улицы, охваченной апрельской зеленью. Нас познакомили с тов. Шарифовым, прославленным «хофизхоном» — певцом своего района. Мы записали с его слов эту песню.

27

Гей ты, серп, серп… Приготовляя к отливке звонкую руду, ванчские кузнецы хором поют эту песню возле закопченных деревенских домниц. Сейчас к Ванчу проводится дорога и ставятся опыты применения современной техники к этим самым глухим рудникам нашего Союза.

28

Прощай, высокий дувал… Два эти «рубайи» — четверостишия — относятся к дореволюционным временам, когда батраки, уходившие из таджикских гор на отхожие промыслы в Фергану и Самаркандскую область царского Туркестана, распевали па обратном пути «песни сожаления». Кончался батраческий год и начинался крестьянский. Далеко позади «дувалы» — стены хозяйских полей. Сейчас эти «рубайи» исполняют старики под дютар, вспоминая о прошлом.

29

Вера, проповеди, хутбы… В старой Бухаре у бо гатых купцов считалось образцом хорошего тона выстаивать в мечетях целые часы во время чтения непонятных хутб — мусульманских ектений, провозглашавшихся по пятницам и праздникам в мечети.

30

Эта песня исполняется в «красных чайханах» Средней Азии. Ее также передавали несколько раз по радио. Автор ее — пожилой таджик-колхозник из Гиссарского района, написавший песню во время одного из своих наездов в Сталинабад. Мы познакомились с ним в дни второй большевистской весны, во время хлопкового сева. Вечером, возвратившись с пашни, он показывал свой «байоз» — толстую тетрадь стихов, переписанных угловатым крестьянским почерком. Он изучил грамоту только в 1923 году. Некоторые его стихотворения были напечатаны в таджикских газетах.

31

Предсказателю… Здесь использован прием среднеазиатских «масхарабазов» — бродячих скоморохов. Певец обращается к невидимому собеседнику, вспоминая его слова и тут же отвечая на них. Этот метод стихотворной дискредитации врагов до сих пор пользуется большой любовью в горном Таджикистане.