Избранное - [54]
— А ну-ка, подавай угля, подавай угля!
Когда глядишь вверх, ты видишь холодную сырость и чувствуешь лестницу, винтом поднятую в темный колодец. Этот колодец качается в глазах вместе с пароходом, пляшущим на мертвой зыби.
В туман качка ужасна. Она сопровождается странной неподвижностью воздуха и безмолвием моря.
А ну-ка, бей лопатой! Вкопайся в уголь, пока не заболит внизу живот, пока не заколет бок.
Под топками стоит высокий куб с кипяченой водой. Выпей из кружки! Вода пахнет углем и жестью. Как называется гнутая железная палка, брошенная на угольный сор? Хватай ее, шуруй уголь в топках.
Огонь кидается в глаза. Глаза высыхают. Попробовал бы ты сейчас заплакать!
В истории капитана Аратоки как будто действуют два человека — так резко отличаются его слова и поступки до и после «апофеоза». Ни одно из свидетельств, имеющихся у вас о школьной и служебной жизни капитана, ничего не говорит о его особой любви к изречениям, о страсти к сочинительству или глубоких познаниях, доставивших ему впоследствии место военно-воздушного эксперта в Женеве.
Однако уже через несколько дней после чуда в Кентаи японские репортеры опубликовывают из номера в номер различные глубокомысленные и плоские его афоризмы.
Он проявляет любовь к цитатам.
«Война есть создатель, голод — разрушитель всего великого», — говорит он.
Он пишет в книгах автографов ряд небольших стихотворений, которые я имел случай несколько раз приводить в этой повести — в конце глав..
Заинтересованный этим, я отправил письмо в Токио, в газетный концерн, как мне казалось, способный дать мне ценные сведения…
(Песня)
(Поэма о капитане Хиросо, Юса, Осака, 1927)
Глава двадцать первая
ПИСЬМО
«Милостивый государь, гражданин Лапин! Благодарю Вас за Ваше любезное письмо. Чиф-эдитор нашего газетного предприятия, несмотря на чрезвычайное свое перегружение текущей работой злобы дня, внимательно ознакомился с Вашими пожеланиями и поручил мне сообщить Вам следующее: Принося Вам поздравления за Вашего лестного для нас внимания, выразившееся в лестном намерении написать книгу посвящении нашему герою национальности г. кап. Аратоки Шокаи, кавалера ордена Золотой ястреба, г. Чиф-эдитор, однако, выражает свое незначительное сомнение, для того, что ваше намерение иметь не истинно ориентировочный ондерграунд.
Мы, к сожалению, не имеем физической возможности выслать Вам тот материал и документации, которыми пользовался г. Куропи С., составивший отпечатанную нашим предприятием брошюру о чуде в Кентаи, имевшем акцидент с нашим героем национальности г. кап. Аратоки Ш., кав. орд. Зол. ястреб. Упомянутая документация есть собственность Военного Министерства и в настоящее время, к сожалению, не имеет возможности быть Вам представленным, как мы того бы имели пожелание.
Тем не менее, спеша поспешествованию осуществления Вашего желания, г. Чиф-эдитор просил передать Вам следующие ноты, коими по нашего мнения следовало бы иметь в виду для Вашей прекрасной будущей книги.
На первое: так называемое чудо спасения живой мишени в Кентаи надо рассматривать в конвергенции со всем нашим развитием исторического пути, имеющим по мнению известного писателя г. Леруа-Болье особые пути, на эра за 2500 лет нашей истории, как то — глубокий патриотизм японского народа, под покровительством мудрой проницательности нашего Императора и властей.
На второе: основной афоризм наших войск есть мнение: «Смерть на войне не несчастье, но неприятный инцидент». Примером этого следует отметить правило нашего великого героя национальности генерала Ноги, что «не следует спешить на помощь раненым товарищам — лучше продолжать сражение: ты больше принесешь пользы родине».
Таким образом, ваши поиски ондерграунда не требуют документации, но исключительно познания моральной сущности нашего офицера, всегда жертвующего собой.
В написании Вашей книги мы предлагаем Вам держаться такого метода, но не другого, ибо всякий другой приведет Вас к неприятностям.
Ваш доверенно всегда готовый к услугам
и уважающий Вас
Манаджер Токио-концерна (подпись)».
ИЗ КНИГИ «ЛЕТО В МОНГОЛИИ»
За холмами
Из окна конторы видно, как уланбаторские грузовики въезжают в город. Сначала они останавливаются у конторы Нефтеэкспорта, потом берут горючее и едут на базу Монценкоопа. Крылья грузовиков покрыты коричневой пленкой засохшего речного ила; на передних стеклах толстым слоем лежит дорожная пыль.
Приятно думать, что еще недавно эти машины проезжали по Улан-Батору среди шумной столичной толпы. Даже внешний вид уланбаторских грузовиков таит в себе что-то необычное: у каждого верх затенен полосатым навесом, а бока оклеены революционными лозунгами. Шоферы уходят в столовую пить чай, в это время рабочие транспортной базы выгружают доставленные товары. Обычно караван задерживается в Дзунхото не больше суток. На другое утро разгруженные машины возвращаются на север.
