Избранное - [50]

Ч. С Ч. Господь с вами!

Ч. С Ф. Значит, вы не сомневаетесь, что проживаете свою жизнь?

Ч. С Ч. Я могу вам рассказать свою биографию.

Ч. С Ф. Биографию! Спросите трубочиста — и он вам расскажет биографию маляра. А почтальон расскажет биографию судебного заседателя. И каждый назовет эту биографию своей…

Ч. С Ч. Боже мой! Парикмахер вместо сапожника. Прачечная вместо кондитерской… Разрешите? (Тянет к себе фолиант).

Ч. С Ф. (удерживает фолиант). Нет, вы сами подумайте. Как быть, если лошади не едят овес и дважды два не дает четыре…

Ч С Ч. (тянет к себе фолиант). Прошу вас… только на одну минуту… У меня все в голове вниз тормашками… (Пытается восстановить прежний порядок). Я ехал в поезде… у меня порвался ботинок… и я сводил его к парикмахеру… Может быть, я… а может быть, не я… может быть, почтальон или трубочист… (Вскакивает, кричит). Держи полицейского!

Ч. С Ф. (встает, с чувством пожимает ему руку). Не беспокойтесь. Полицейский от нас не уйдет. У нас на каждого полицейского по три вора.

НЕГЕРОИ

И в декабре не каждый декабрист. Трещит огонь, и веет летним духом. Вот так сидеть и заоконный свист, метельный свист ловить привычным ухом.

Сидеть и думать, что вокруг зима, что ветер гнет прохожих, как солому, поскольку им недостает ума в такую ночь не выходить из дома.

Подкинуть дров. Пижаму запахнуть. Лениво ложкой поболтать в стакане. Хлебнуть чайку. В газету заглянуть — какая там погода в Магадане?

И снова слушать заоконный свист. И задремать — до самого рассвета.

Ведь в декабре — не каждый декабрист.

Трещит огонь.

У нас в квартире — лето…

АМУР

За столько веков Амур испробовал все виды оружия.

Стрелы.

Ружья.

Пушки.

Бомбы разных систем.

И все это для того, чтоб люди полюбили друг друга.

СЕМИДЕСЯТЫЕ

ДИСТРОФИКИ

Пусть успокоятся все худые и тощие, сухопарые и костлявые, — эти стихи не о них. О них можно сказать коротко и похвально:

Кто поджарый

И худой,

Тот и старый —

Молодой.

И все. И покончить с этой темой, перейдя к дистрофикам, которые по-гречески означают «две строфы». Всего лишь две строфы — и готово стихотворение.

Некоторые дистрофики в прошлом были длинными, но время выбросило из них все строфы, кроме двух, самых необходимых. Этим дистрофики-стихи напоминают дистрофика-человека, от которого остались кожа да кости, то есть самое главное.

То, что дистрофики иногда используют древние сюжеты, наводит на мысль, что им тоже не сладко приходится, но из этого положения они стараются выйти с честью. Литература ведь, как известно, дело рискованное, тут уже не до славы — хотя бы честь сохранить.

Но, конечно, не ту честь, о которой сказано в полудистрофике:

Мой друг, благородных порывов не счесть

На ниве высокой морали,

И эти порывы нам делают честь,

Которую мы потеряли.

Наши дистрофики чести не потеряли. Пока. А в будущем… Кто может поручиться за будущее?

* * *

Проворный пес, а зайца не догнал.

Пришлось ни с чем с охоты возвращаться.

Ох этот заяц! Он хотя и мал,

А бегает — большому не угнаться.

А почему? Не взять собаке в толк.

Она ведь тоже бегает не хуже…

Собака только выполняет долг,

А заяц в пятки вкладывает душу.

* * *

Заволком гонятся собаки.

Сопротивляться — что за толк?

Чтоб избежать неравной драки,

Не быть затравленным как волк, —

Смирив жестокую натуру,

Пошел матерый на обман:

Он нацепил овечью шкуру

И был зарезан, как баран.

* * *

«Ты след медведя не заметил?» —

Спросил охотник лесника.

«Не только след. Наверняка

Ты встретишь самого медведя».

Попятился стрелок бывалый:

«Да нет, мне нужен только след…»

Чтоб жить на свете много лет,

Умей довольствоваться малым.

* * *

Сказали оленю: «При виде врага

Всегда ты уходишь от драки.

Ведь ты же имеешь такие рога,

Каких не имеют собаки».

Олень отвечал: «Моя сила в ногах,

Иной я защиты не вижу,

Поскольку витают рога в облаках,

А ноги — к реальности ближе».

* * *

Подстрелили беднягу орла,

И сказал он в последних мученьях:

«Нет, не ядом смертельна стрела,

А орлиным своим опереньем».

И поникнул орел, и затих,

И сложил свои крылья большие.

И куда улететь от своих?

Как понять, где свои, где чужие?

* * *

Погнался за рыбой прожорливый жерех,

И оба с разбега влетели на берег.

И думает жерех: нет, рыба, шалишь!

На суше, поди, от меня не сбежишь!

И думает жерех, что рыба погибла,

И, радуясь, шлет благодарность судьбе.

И вдруг вспоминает, что сам-то он — рыба!

В такую минуту забыть о себе!

* * *

«Отпусти меня, рыбак, — говорит рыбешка, —

Дай возможность мне, рыбак, подрасти немножко.

Будет у меня, рыбак, и семья, и дети —

Вот тогда-то мы, рыбак, попадемся в сети.

Будет знатная уха — с луком и картошкой…»

Соблазняет рыбака хитрая рыбешка.

Ох, рыбешка, что-то ты размечталась шибко:

Редко сходятся мечты рыбака и рыбки.

* * *

Лягушка попалась в рыбацкую сеть:

«Какая ж я рыба? За что мне терпеть?»

Когда ж на опушке попалась в ловушку,

«Да разве ж я зверь?» — завопила лягушка.

Ловцы на земле расставляют силки,

И реки сетями прудят рыбаки…

В такой обстановке, смертельно опасной,

Спасается тот, кто ни рыба ни мясо.

* * *

Обильные яства к добру не ведут,

В еде соблюдайте культуру.

Недаром не ест по неделям верблюд:

Верблюд сохраняет фигуру.

Сухую колючку верблюд пожует —

И дальше спокойно шагает.

От голода впалый верблюжий живот