Избранное - [95]
В нагретом воздухе плыли белые облака. Филипп весь отдавался власти чудесных видений. Ему чудились кровопролитные войны, обнаженные белотелые богини, и с губ невольно срывались первые упоительные стихи.
Гомер стал поэтом. Он мечтал описать блистательную войну греков с троянцами — событие, которое происходило у него на глазах.
Но обстоятельства переменились. У бедного Гомера умерла мать, и ему не хватало на жизнь жалких грошей, которые он зарабатывал репетиторством. Поразмыслив, он поступил в редакцию газеты. Решил стать журналистом, но не оставил надежды сочинить эпическую поэму.
Сначала Гомеру нравилось в редакции: лихорадочная суета, щедро расточающие свет электрические лампы, непрерывно звонящие телефоны, свежеотпечатанные полосы, на которых четко и аккуратно было набрано то, что всего полчаса назад он небрежно набросал на листе бумаги. Он спал до полудня, ходил в кафе, словом, жил как богема, но душа его по-прежнему была полна целомудренной наивности и поэзии. Трогательными словами провожал он в мир теней служанок, выпивших каустик, и в рубрике происшествий, в отчете о пожаре, поистине бёклинскими красками живописал буйство губительной красной стихии.
Но потом он перешел на бездушный деревянный слог и уже не вспоминал о своих поэтических видениях. Он усвоил, что все актеры, даже с напыщенной, ходульной манерой игры, «выдающиеся», все скучные доклады — «необыкновенно интересные» и глупые подхалимы — «почтенные члены нашего общества». Гомер отличался бойким пером и добился славы одного из наиболее талантливых журналистов.
— Цицеро, гарамонд, нонпарель! — небрежно бросал он молодому наборщику.
— Сверстать!
Через год он стал главным редактором «Афинских ведомостей».
Его уже не тянуло описывать нудными трескучими стихами ссоры глупых богов и героев с окровавленными копьями. Он ценил сенсацию выше любого гекзаметра. У него развился тонкий нюх, и никто ловчее его не умел выискивать и преподносить публике пикантные истории из общественной жизни. В то время в Греции сложилась необычайно интересная политическая ситуация. Стране угрожала серьезная опасность. Троя все еще не сдавалась. Греческие государственные мужи со своим мелочным тщеславием еще больше запутывали создавшееся положение.
В центре внимания был Ахилл — афинский адвокат с толстым загривком, который с чувством оскорбленного достоинства «отошел от политической жизни». Истинную причину его устранения покрывал густой мрак.
Но Гомер как заправский журналист до всего докопался. Он разведал, что гнев господина Ахилла вызван тем, что его старый соперник господин Агамемнон отбил у него Брисейс, очаровательную примадонну афинской оперы.
Эту закулисную тайну, разумеется с должным тактом и изяществом, Гомер обнародовал в своей почтенной газете, и число подписчиков «Афинских ведомостей» росло не по дням, а по часам. В типографии едва справлялись с работой.
Бесконечные делегации, важные депутаты сменяли друг друга — дверь в приемной Ахилла не закрывалась. Но великий государственный муж оставался непреклонным. Гомеру, который осмелился взять несколько интервью у этого выдающегося политика, он неизменно отвечал, что положение, мол, серьезное, но от него ничего не зависит.
Однажды, когда Ахилл за утренним кофе читал корреспонденцию с фронта, он обнаружил среди павших имя Патрокла, своего любимого друга, с которым он, бывало, пивал шампанское. Ахилл пришел в крайнее негодование. Он пригласил к себе Гомера и конфиденциально объявил ему, что, повинуясь настойчивому зову времени, он снова вступает на арену политической борьбы.
На другой день Гомер выпустил превосходный номер. В передовице он поведал с блестящей диалектикой о существенных переменах, которые благодаря вмешательству Ахилла произойдут в греческой политике, а возможно и в будущем всей страны. Политической рубрике он дал сенсационный заголовок «Разгул милитаризма». И в своей замечательной хронике высмеял Терсита, пустомелю и обструкциониста.
Как-то вечером Гомер примчался в типографию.
У него были потрясающие вести с поля боя.
— Ахилл убил Гектора… Мы дадим экстренный выпуск. Завтра, ребята, газета выйдет на двадцати полосах.
Через час афинские продавцы газет уже носились по улицам.
— Экстренный выпуск! Смерть Гектора!
Столичная публика с лихорадочным волнением читала свежий номер «Афинских ведомостей».
Слава Гомера росла день ото дня. Его избрали в кооперацию журналистов, государственную ассоциацию газетчиков, а через несколько лет он стал даже почетным председателем международной ассоциации журналистов.
Умер он в преклонном возрасте.
Официальные ораторы в своих речах трогательно простились с «талантливым журналистом, отличавшимся красочным слогом, корифеем журналистики».
И у гроба Гомера никто не вспомнил о прекрасных стихах, которые мечтал сочинить романтичный юноша золотистым вечером в ароматной, напоенной запахами цветов долине Аттики.
1906
Перевод Н. Подземской.
НАЗАД К ДЕТЯМ
— Продолжай! Дальше!
Тотчас зазвенел бодрый детский голосок, немного запинаясь, хотя довольно плавно продолжая чтение.
Учитель сидел на возвышении. От тепла и весенней истомы у него разболелась голова. Большие черные глаза его горели, а когда он смотрел по сторонам, то в одуряющем свете дня, на фоне ослепительно белых стен, он различал лишь тусклое мерцание точек.
