Избранное - [82]

1927

Перевод Е. Малыхиной.

АПТЕКАРЬ И ЭШТИ

Теплым весенним вечером Эшти праздно стоял у витрины аптеки на окраине города. Вид жалкой, убогой витрины повергал его в жестокое уныние. Его легко ранимая душа была настолько уязвлена, что он долго не мог двинуться с места.

В книжных лавках на окраине торговали большей частью тетрадями, ластиками и ручками, в аптеках же — зубными щетками, кисточками для бритья, пудрой и кремами. Изобилие косметических средств в этих заведениях свидетельствовало о том, что главный бич человечества вовсе не бесчисленные хворости и недуги, а безобразная наружность человека.

Мигающая световая реклама маленькой аптеки предлагала два, очевидно, собственноручных изделия ее владельца. Первая надпись упорно твердила: «Ксеркс» избавит вас даже от самого затяжного кашля». Вторая кричала в темноту: «Пудра «Афродита» — лучшее средство от потливости рук, ног и подмышек».

Однако покупателей не было. Внутри сидел маленький, неказистый человечек, удрученный и понурый, в сером костюме, с серыми волосами. Он выглядел до того подавленным, что, казалось, был близок к самоубийству, наметил его на самое ближайшее время.

Эшти наконец решился и вошел внутрь.

— Простите, — пробормотал он и огляделся по сторонам. — Нет ли у вас случайно чего-нибудь от кашля?

— Как же нет, — приветливо заулыбался аптекарь, — как же нет, прошу, пожалуйста.

— Только, — перебил его Эшти, подымая указательный палец, — только кашлять я начал не вчера. Еще в прошлом году я сильно простудился и с тех пор чего ни делаю, ничего не помогает. Нехороший у меня кашель. Как бы это сказать? Хронический? — Эшти поискал подходящее слово и наконец нашел: — Затяжной.

— «Ксеркс»! — воскликнул аптекарь. — «Ксеркс», — он бросился к одной из полок и уже тыкал в нос Эшти нарядную коробку с чудо-средством.

— И это поможет?

— От самого затяжного кашля, — подхватил аптекарь в унисон своей рекламе. — Маленькую коробку или большую?

— Пожалуй, большую.

— Больше ничего не изволите? — поинтересовался аптекарь, заворачивая покупку в розовую бумагу.

— Нет, — отрезал Эшти. В такого рода спектаклях он уже изрядно поднаторел. — Спасибо.

Эшти расплатился и направился к выходу. Но взявшись за ручку двери, вроде бы замялся в нерешительности. Потом повернул обратно. Аптекарь заспешил ему навстречу.

— Чем еще могу служить?

— Понимаете ли, — начал Эшти, запинаясь, и осекся. — Руки у меня…

— Ну конечно, — мгновенно подхватил аптекарь, — «Афродита», пожалуйста, «Афродита».

— А это надежное средство?

— Голову даю на отсечение.

— Да, но…

— И для ног тоже, — сказал аптекарь, доверительно понижая голос, — для ног тоже.

Драматическое напряжение момента достигло предела. Эшти, казалось, никак не мог решиться на покупку и мучился сомнением, за которым крылась какая-то страшная, роковая интимная тайна, ни единой душе до сих пор не поведанная. Аптекарь пришел ему на помощь и что-то шепнул на ухо. Эшти, преодолев себя, виновато и униженно кивнул. Вторая покупка тоже была запакована.

На улице Эшти остановился около витрины. Теперь он разглядывал не ее, а аптекаря. После встречи с образцовым представителем страждущего человечества, чудесным образом сочетающего в себе все необходимые ему качества, аптекарь воспрянул духом. Он живо прохаживался туда-сюда по аптеке. Очевидно, в его голове теснилось множество новых замыслов. Он даже закурил сигару.

По пути домой Эшти, проходя через мост, незаметно выбросил обе коробки в Дунай.

— Я продлил аптекарю жизнь не меньше чем на месяц, — размышлял он. — Раз уж нельзя самому утешиться, буду утешать других. Надо возвращать людям веру в жизнь. Пусть живут. Один мой учитель утверждал, что каждый день надо делать хотя бы одно доброе дело. Только тогда человек может спать спокойно, — бывало говаривал он. — Что ж, посмотрим, смогу ли я сегодня заснуть без люминала?..

1929

Перевод А. Смирнова.

ГОСТЬ

Он появился в комнате неожиданно.

Каков он из себя, не было видно. Не видно было даже, высокий он или низкий.

В комнате было изрядно темно.

Он сел в кресло напротив Эшти. Нагло ему кивнул. И неожиданно спросил:

— Скажи, ты хотел бы начать жизнь сначала?

— Не понимаю, — сказал Эшти.

— Я спрашиваю, — он подчеркивал каждое слово, — хотел бы ты в той или иной форме заново появиться на свет?

Эшти удивился.

— Ммм… — промямлил он смущенно и уклончиво. — Это от многого зависит…

«Как он сюда попал? Кто его пустил? С какой стати он тыкает мне?»

Так думал Эшти.

Но гость не дал ему слова сказать.

— Значит, договорились, — произнес он настырно и самоуверенно. — Условимся, что ты родишься вновь и будешь счастлив, воистину счастлив.

— Я никогда ни на что не жаловался. И несчастным не был. Напротив, был счастлив. Насколько это доступно человеку.

— Значит, ты хочешь власти?

— Нет.

— Тогда денег, много-много денег?

— Я не жажду иметь больше, чем имел.

— Стало быть, ты всем доволен. И ни с кем не пожелал бы меняться судьбой.

— А кому охота с кем-то меняться? — спросил Эшти. — Глупости. Болтовня одна. А как до дела дойдет, разве кто согласится из своей шкуры вылезать? Даже горбатый старый нищий, и тот меняться не станет. Даже с молодым стройным принцем.