Избранное - [182]
— Да, — соглашается он.
Если знаешь о чем-либо действительно много, молчи. Только дилетанты во всем уверены и многословны. Полное знание — внешне — весьма похоже на полное незнание.
Мне уже совестно за всю эту болтовню и потуги на остроумие. Я тоже умолкаю. Потом спрашиваю:
— Что поделывает Эльзас?
— Эльзас? — Он морщит лоб. — А кто это?
— Как! Наш общий друг. Эльзас, профессор. Профессор медицины.
— Я такого не знаю, — объявляет он, — Одного Эльзаса, правда, знаю. Но он главный контролер на железной дороге.
Я смотрю на него во все глаза. Теперь я замечаю у самого основания его носа какую-то резкую черту, особенное выражение, оттенок, явно мне незнакомый, напоминающий, правда, моего знакомца, а вместе с тем тотчас доказывающий, что это не он, что этого человека, о котором мне решительно ничего неизвестно, я попросту спутал с тем детским врачом, в чьем обществе ужинал однажды, а недавно встретился ночью в кафе…
Он тоже смотрит на меня во все глаза. В его душе происходит, по-видимому, сходный процесс, ибо он делает глубокий вдох и слегка отодвигается от меня. Несомненно, и он спутал меня с кем-то и тоже не имеет понятия, кто я такой. Однако за кого же он меня принял?
Это миг, когда в нас обоих рушится целый мир. Мы парим в невесомости, безликие, лишенные собственной индивидуальности, почти уничтоженные.
Я рассуждаю про себя:
«Что, собственно, здесь произошло? Ничего такого, что нанесло бы миропорядку ущерб. Я думал, что он это он, он же думал, что я это я. Поскольку то и другое оказалось ошибкой, значит, повстречались не мы, а просто два человека, без каких-либо опознавательных знаков и даже без имен. Но при этом обнаружилось, что и такие два человека родственны меж собой, что и у них найдется что сказать друг другу. Говорили же мы и даже не очень скучали. Словом, у меня нет ни малейшей причины смотреть на этого господина отчужденно или свысока».
Вероятно, и он приходит к такому же выводу, потому что вдруг вынимает часы и, повернув их ко мне циферблатом, доверительно сообщает:
— Я опоздал. У моего дядюшки ужинают всегда в половине девятого, — весьма пунктуальное семейство. Они меня просто убьют.
— Ну-ну, — говорю я весело и всепрощающе, — этого они все же не сделают. Знают ведь, как вы заняты, сколько работаете.
— Да, да, конечно, — смеется и он, — но они, видите ли, люди старомодного покроя, еще из мирного времени, не то чтобы обыватели, но с ними нельзя, понимаете…
Он не заканчивает фразу. Видит, что мы подъезжаем к его остановке, вскакивает: ему пора выходить. Он тепло пожимает мне руку. Смотрит мне прямо в глаза и говорит:
— Я был очень рад.
— Взаимно, — отвечаю я и чувствую, что почти совсем не фальшивлю.
1933
Перевод Е. Малыхиной.
ГОРНОЕ ОЗЕРО
— Помнишь? — сказала вдруг женщина, остановившись на горной тропинке. — Помнишь это место? Здесь что-то было.
— Помню, — отозвался мужчина.
Глаза у обоих расширились, как у людей, которые вглядываются в прошлое и видят там одно и то же.
— Ресторан! — радостно воскликнула женщина. — Шикарный, ослепительный европейский ресторан. С большой-большой застекленной верандой. Еще там была стеклянная дверь, громадная стеклянная дверь.
— Верно, — согласился мужчина. — Мы там однажды завтракали. С веранды открывался вид на горное озеро. Но только это выше. На самой вершине.
Они были здесь двадцать лет назад, вдвоем.
В поисках ресторана мужчина и женщина стали медленно подниматься по склону среди зарослей лилового люпина.
Ресторан и вправду оказался на самой вершине: двухэтажное серое здание. На углу что-то вроде киоска или буфета, где продавались холодные цыплята, газированная вода и фрукты. Они все сразу узнали.
Мужчина и женщина вошли через заднюю дверь. Поплутав по темному коридору, они выбрались наконец на залитую солнцем застекленную веранду, прямо перед которой расстилалось горное озеро.
— Это не та, — тотчас же заметила женщина. — Та была больше, гораздо больше.
— Больше и красивее, — уточнил мужчина.
Сидевшие на веранде посетители полдничали, писали открытки — в основном туристы, с рюкзаками.
Мужчина подозвал пожилого официанта:
— Простите, здесь нет другой веранды?
— С вашего позволенья, нет.
— Неужели та самая? — мужчина и женщина в недоумении переглянулись. — Но здесь теперь все иначе. Ее, наверное, перестраивали?
— С вашего позволенья, нет.
— Ну просто не верится. Неужели здесь все осталось по-старому?
— С вашего позволенья, да.
Они все же сели. Заказали мороженое.
Когда официант вернулся, они опять приступили к нему с вопросами:
— А где же дверь? Стеклянная дверь?
— Какая стеклянная дверь? — спросил официант.
— Да та, такая огромная. — Они разводили руками, показывая, как она велика.
— Здесь только одна стеклянная дверь, — ответил официант и указал: — Вот эта.
— Бог ты мой, — недоумевали они, — а мы и не заметили.
Дверь была маленькая, собранная из множества разболтанных и поцарапанных кусочков стекла, соединенных безвкусными, кричаще зелеными металлическими рамками.
Мужчина и женщина не могли оторвать глаз от двери, они мучились, им было в буквальном смысле слова больно от того, какую шутку сыграло с ними время. Они глядели на дверь словно на свою мечту, свою молодость. И не узнавали. Выяснили, как дверь открывается, куда она ведет.
