Избранное - [117]

— Обещаю, — проговорил принц и покорно, но холодно поцеловал отца в морщинистую щеку.

Шелковицы при луне

Ему не терпелось остаться одному. Он побежал к шелковицам, лунный свет набросил на них прозрачную вуаль.

«Я умру молодым, — подумал он и закрыл глаза. — Стану героем и влюблюсь».

Печаль его была красивой и сладкой, как мед. Целый час просидел он в одиночестве на скамье, и сердце его невыразимо сладко истекало кровью.

Потом он увидел в саду чью-то тень. Девушка в легком платье мелкими шажками шла к замку и остановилась перед принцем.

— О чем ты грустишь? — с улыбкой спросила она.

— Сядь рядом. Никогда еще не чувствовал я себя таким счастливым. Я узнал сегодня, что умру молодым, стану героем и полюблю тебя. Только тебя всю жизнь буду любить я, Илона.

Он уронил голову на руки девушки, а она смотрела на черную тень, которую отбрасывала шелковица на волосы принца.

— Правда я бледный? — настойчиво спросил он и приблизил к Илоне свое внезапно осунувшееся от счастья лицо с темными глазами.

— Ты красивый, — тихо отозвалась она.

Принц часто останавливался перед зеркалом. Запрокинув голову, смотрел на себя из-под полуопущенных век.

«Такой же я буду и тогда», — думал он. Около рта он обнаружил у себя тонкую страдальческую морщинку, которой не было раньше.

— Это знак, — сказал он. — Так выглядят те, кто преждевременно сходит в могилу.

Война

Через два года в страну вторгся отряд всадников, сжег дотла селение. Но королевские копьеносцы оттеснили врага. Народ спокойно пахал, сеял, собирал урожай. В августе после жатвы вдруг начались пожары, кроваво-красное зарево полыхало повсюду; неистовое пламя пожирало сараи, амбары, дома. Перепуганные люди, как звери неразумные, хрипели:

— Война.

На границе появились вражеские латники.

Король решил сам идти на войну. Стране угрожала не столь уж большая опасность. Войско неприятеля было в десять раз меньше, чем испытанная королевская армия, которая неудержимо рвалась в бой. Перед замком одна за другой проносились боевые колесницы. Тревожное ржание коней сливалось со звуками военных труб. Но не о войне думал король. Он думал о сыне и о том пророчестве. Боялся, что темные силы все же одержат верх. Всю ночь лицо его было влажным от пота. Он молился перед распятием слоновой кости. Порой посылал негодующие угрозы небу, но после каждой атаки бессильно падал на пол. Колени у него подкашивались, он едва держался на ногах. Будь он моложе, он несомненно смог бы предотвратить беду. Но приходилось покориться. На рассвете он повергся ниц и стал молиться земле и небу. Когда сын вошел к нему, король, едва дыша, с взлохмаченной бородой, опустившись на низенькую скамеечку, творил молитвы.

— Я сам встану во главе войска! — ликующе воскликнул принц.

— Ты герой, — сказала Илона, глядя, как застегивают на нем панцирь.

— Хочу посмотреть в глаза судьбе, — сказал он, устремив взор вдаль.

Нового командующего воины встретили радостными криками. Тщетно пытались умерить его пыл — он всегда скакал впереди, словно бы навстречу опасности. Однажды ночью на них напал небольшой отряд. В неистовом воодушевлении принц вторгся в гущу врагов и сам не заметил, как стрела вонзилась ему в правую ключицу. Он свалился с лошади.

«Может быть, это и есть та самая стрела?» — спрашивал он себя и долго ее разглядывал.

Рана его быстро зажила, подсушенная летним солнцем; на другой день он снова встал в строй. Его латники разили неприятеля. Они уже достигли морского берега.

— Вперед! — сердце принца бешено колотилось.

Море было спокойное и гладкое, корабль недвижимо стоял на воде. Полный любопытства вступил принц на палубу. В сумерки пошла легкая зыбь, началась небольшая качка и загремели цепи. Тошнотворная соленая пена плескалась в нос, в рот, волны росли и вскоре превратились в огромные зеленые валы с гребешками. Принц побледнел немного. Лучше было бы утром сняться с якоря, думал он, верно, это то самое море, о котором он прочел в предсказании… Он отдал команду переменить галс и как можно быстрей плыть домой. Не хотелось больше искушать судьбу. В полночь полил дождь. Они метались между небом и адом. К счастью, на следующий день они благополучно достигли берега. Но тут корабль дал течь, вода хлынула в пробоину и вскоре была уже принцу по грудь. Мокрый до нитки, промерзший, с помутившимся сознанием выбрался он на сушу.

Там он тотчас сел в колесницу, чтобы по ликующей стране помчаться к отцу. Но, наклонившись, вдруг почувствовал, что у него болит нога и голова тяжелая, точно свинцом налитая. Ему стало страшно.

Между тем король набрался сил — непрерывный ряд побед вернул ему молодость. Дряхлое тело его обрело энергию. Он как раз обедал, наливал в кубок вино, когда вошел придворный.

— Он уже здесь, — радостно доложил придворный, видевший, как колесница принца остановилась перед замком.

— Он еще жив, — печально сказал воин, который внес принца в замок.

Принца положили на кровать, окропили водой, расстегнули ему одежду. Он был при смерти.

Когда смолк вечерний колокольный звон, он испустил дух на руках у невесты; причастившись святых тайн, почил в бозе, как истинный христианин. Это произошло двадцать девятого сентября, в день архангела Михаила.