Избранное - [19]

Когда в начале весны, пользуясь первыми теплыми днями, итальянцы предприняли новое наступление, комиссара, который не мог двигаться, пришлось перевести в госпиталь по ту сторону горной цепи. Туда же перебрались и почти все из Елового Дола — в том числе дядя Радивое со своим семейством. Йошу в это время уже считали бойцом, она вошла в десятку, охранявшую комиссара.

Летом я встретил Йошу Маркову в Главном госпитале.

Ей еще не исполнилось и шестнадцати, но это была уже серьезная девушка, санитарка, которая знала свои обязанности и строго их выполняла. Она не позволила мне войти в палату в ботинках и сесть на койку раненого. Йоша измеряла и записывала температуру, перевязывала раны, давала лекарства, кормила тех, кто не мог есть сам. С ранеными — людьми беспокойными, нервными и старшими по возрасту — она держалась, как с равными или даже младшими, увещевала и корила их. Говорила о «товарищах, которые на позициях сражаются, мерзнут и голодают, пока мы здесь лежим в госпитале», о «народе, который отказывает себе во всем, чтобы госпиталь имел достаточно продовольствия», о «первой задаче раненого — как можно скорей выздороветь и вернуться к исполнению своего долга». «Пойми это, товарищ», «Будь сознательным, товарищ», — говорила она раненым, читала им статьи из «Борбы» и повторяла высказывания комиссара госпиталя. Йоша сотрудничала в стенной газете и, по всей вероятности, была уже членом омладииской организации.

Положение наше было не из лучших. Продовольствия не хватало, боеприпасов — тем более, армия постепенно отступала, а итальянцы и четники жали все сильнее. Об этом поговаривали в селах, да и среди раненых, которые на досуге имели больше времени подумать. Но Йоша об этом и слушать не хотела — она постоянно пребывала в состоянии воодушевления. Каждый хотя бы малейший успех — взятый в плен тщедушный итальянец или захваченная винтовка — был в ее представлении победой, достойной прославления. О Ростове, Харькове, Триполи и Сингапуре — городах, названия которых она и выговорить-то путем не умела, — она говорила так, будто жила в них. Послушать ее, получалось, что Красная Армия уже чуть ли не вышла к нашей границе, а партизанская армия была под самой Веной. В нашей скорой победе она не сомневалась, а тем временем с утра до ночи выполняла самую тяжелую и самую грязную работу и перевязывала гноящиеся раны. Когда выпадала свободная минута, она читала раненым «Вести», мучилась над какими-то брошюрами и статьями, с трудом понимала их и с еще большим трудом училась по ним. Вечером, когда все уже спали, она сидела у коптилки с книгой на коленях и, изо всех сил нажимая карандашом, переписывала из книги в тетрадь целые страницы. В хорошую погоду она на лугу перед госпиталем танцевала коло с товарками и выздоравливающими. А была середина 1942 года — одного из самых тяжелых. На ней и еще нескольких омладинках, комиссаре и враче держался весь госпиталь.

В середине лета, когда отряд отступил, оставив тяжелораненых с санитарками у крестьян, Йошу взяли в плен итальянцы. О ней и о раненых донесли четники. Так как она показалась итальянцам еще ребенком, ее не расстреляли, а посадили в тюрьму и заставили мыть коридоры. Она воспользовалась этим и стала передавать из камеры в камеру и родственникам заключенных поручения и письма, пока ее не поймали с поличным и не заперли в одиночке. После капитуляции Италии, как только представился случай, она бежала из тюрьмы.

В Еловом Долу ее встретили как старого, опытного и закаленного борца, каким она, впрочем, и была. Ей тогда исполнилось семнадцать лет. Она была членом партии и вела среди населения то легальную, то нелегальную работу, смотря по тому, отступала или возвращалась армия. Когда партизанские части снова вернулись в эти края перед самым освобождением, она была уже взрослой девушкой. Волосы коротко подстрижены, подобраны под шапку. Ходила она в зеленой итальянской форме, с итальянским карабином, двумя гранатами, пистолетом и кожаной сумкой. Некоторое время она состояла при штабе Бокской бригады в качестве омладинского политработника и с этой бригадой дошла до северной границы, где ее ранило в руку. Демобилизовавшись, вернулась в свой район в чине командира взвода. Она работала в районной молодежной организации, в милиции, в системе здравоохранения и даже заведовала конфискованной лавкой. Видя, что ей не хватает образования и знаний, товарищи послали ее на омладинские политические курсы в Цетинье. Это было два года назад. Там я и видел ее в последний раз.

Она позвонила у дверей, я открыл, и она вошла. Старательно вытерла пыльные туфли о коврик.

— Здравствуй, — сказала она и тряхнула мою руку.

— Здравствуй, Йоша, откуда ты? — спросил я; мы прошли в комнату и сели.

— Как ты? — спросила она.

— Хорошо, а как ты, Йоша? — ответил я. — Откуда ты приехала?

— Да вот, приехала на какие-то курсы, — сказала она и встала, чтобы посмотреть книги на полках. — Много книг у тебя, — удивилась она. — Все прочитал?

— Нет, Йоша, — признался я. — Времени нет.

— Верно, — согласилась она. — И я не успеваю… а все-таки в этом году прочла кое-что, — сказала она и принялась перечислять названия книг.