Избранное: Христианская философия - [41]
В самом деле, подобно тому, как Декарт распространяет догму творения на все, даже вечные, истины, Мерсенн в 1624 г. в работе «Нечестие деистов» писал: «…мораль есть соблюдение в наших действиях правила воли, каковое выступает, на наш взгляд, как предписание разума; но в Боге это сама его воля, так как у Него нет другого правила, другого закона или обязательства, нежели Он сам, так что моральность свободных действий Бога, каковы его милосердие, благодать и любовь к нам, не подчиняются никакому закону, который божественный интеллект задавал бы воле, но только божественной воле, единственно непогрешимой по своей природе, ибо только она есть свое собственное правило и формальный принцип своих моральных действий»[279]. Однако если рассмотреть этот текст более внимательно, мы увидим, что высказывания Мерсенна весьма далеки от того, что впоследствии утверждал Декарт относительно свободы Бога. Единственное утверждение, которое выглядит общим у обоих философов, — что божественный интеллект не дает воле Бога никакого закона; но важно понять, какой смысл Мерсенн в него вкладывает. Речь вовсе не идет о таких вечных истинах, как математические истины или сущности вещей, а только о законах морали, касающихся благодати и относительно которых схоластика всегда допускала, что Бог установил их свободно. Мерсенн здесь ничего не добавляет к чистой схоластической традиции, которая, несмотря на все споры относительно модальности этого дара, всегда признавала, что благодать есть свободный дар Бога, изливаемый на человека от избытка щедрости, а вовсе не потому, что Он обязан это делать, и если бы Бог захотел, Он с полным правом мог бы отказать человеку в этом даре. Точно так же, бесконечная любовь, в силу которой Бог пожелал, чтобы Его божественный Сын искупил на кресте грехи человеческие и спас человечество, есть высочайший дар Бога, которым Бог одарил человека совершенно свободно, ибо ничто Его к этому не принуждало. Следует ли из этого, что Мерсенн был бы готов признать за Богом способность сотворить нечто противоречивое, изменять сущности вещей, сделать возможным то, что актуально является невозможным самим по себе? Нет, не следует, и тексты Мерсенна показывают, что он вовсе не делал подобного вывода. Его концепция божественной свободы по духу и по букве точно воспроизводит концепцию св. Фомы, против которой выступит Декарт. Божественное всемогущество, с его точки зрения, не претерпевает никакого ограничения; Бог может сделать все, что только возможно, т. е. все, что не влечет противоречия[280], все, что является возможным в абсолютном смысле. Возможно в абсолютном смысле все то, что может получить бытие, и все это Бог может сотворить. Бытию противостоит лишь не-бытие, т. е. то, из чего следует противоречие, то, что противоречит самому себе. Это не входит в сферу божественного могущества и не по недостатку могущества, но потому, что оно само по себе невозможно и нереализуемо. Поэтому о том, что влечет противоречие, правильнее говорить «Этого не может быть», чем «Этого не может сотворить даже Бог»[281].
Точно так же в том, что касается критики, которую Декарт направляет против целевой причинности, Мерсенн часто, как кажется, хочет сказать что-то подобное, когда пишет, что «божественный акт, очень простой и очень совершенный» и что «Бог творит все то, что Он творит, без малейшей эмоции, потому что Его вечный декрет совершенно един и совершенно прост»; но он тут же добавляет, что мы постигаем этот акт «нашими различными представлениями» и что нам нужны «разные мысли, чтобы понять этот акт»[282]. Является ли это различение, вводимое как различие в самом Боге, хотя бы простым различением рассуждающего рассудка (raison raisonnante)? Нельзя даже сказать, что Мерсенн ослаблял таким образом схоластическое учение, потому что в другом месте он без малейших оговорок присоединяется к обычно вводимому различению рассудка, порожденному самим рассудком (raison raisonnfte), между божественными атрибутами[283]. Поэтому нельзя больше заблуждаться относительно значения заявлений Мерсенна, касающихся абсолютной независимости божественной свободы. Когда он пишет, что «совсем не нужно, чтобы творения искали иных причин действий своего Творца, кроме Его чистой воли, и говорили иное, нежели sit pro ratione vohmtas…»[27*][284], мы должны понимать это таким образом, что воля Бога не имеет вне Бога основания, которое определяло бы ее к волению, и что в самом Боге все то, что не связано необходимо с Его высшей благостью, Ему безразлично. Но это не значит, будто Бог действует не в соответствии с целями, которые ставит Ему его разум; Мерсенн был бы весьма огорчен, если бы ему приписали подобную концепцию; ведь она лишила бы его одного из наиболее убедительных доказательств существования Бога — опирающегося на целесообразность.
