Избранное - [92]

Завершить образование будущему писателю не удалось. Умер отец, семья лишилась средств к существованию, и забота о ней легла на плечи Нгуен Хонга. Он брался за самую разную работу. Наконец нелегально, ибо он не имел необходимых дипломов и разрешений, Нгуен Хонг открыл маленькую школу для детей бедняков. Плата за обученье, более чем скромная, позволила ему в течение нескольких лет сводить концы с концами.

Все это — и первые детские радости и горести, и приобщенье к литературному труду, и годы учительства описал он в своей книге «Дни детства» (1941; переиздания — 1957, 1963). Вошедшие в нее рассказы, ставшие теперь хрестоматийными, на редкость добры и поэтичны, хотя в них отчетливо звучит протест против социальной несправедливости и нарисованы отнюдь не идиллические сцены из жизни обитателей городского «дна», среди которых довелось Нгуен Хонгу жить.

Но признание и успех еще раньше принес Нгуен Хонгу первый его роман — «Воровка» (1938; переиздания — 1957, 1970), напечатанный сначала в журнале «Тиеу тхюет тхы баи», а затем вышедший отдельной книгой. Почти все персонажи его — люди, опустившиеся на «дно», бандиты и воры. Но написана книга эта отнюдь не для завлеченья читателя пресловутой «экзотикой» и щекочущими нервы поворотами сюжета. Не всегда столь молодой еще писатель отчетливо ставит перед собой задачи нравственные и социальные, как делал это Нгуен Хонг, работая над своим первым романом. Уже много позже он писал: «Образ Восьмой Бинь и вся ее жизнь, целиком созданные моим воображением, порождены раздумьями о нужде и горе, в которых я жил, вынужден был жить в тогдашнем обществе». И, конкретизируя эту мысль, рассказывал, как старался обличить бесчеловечный уклад жизни, вытравливавший из людских душ все лучшее и светлое, снова и снова толкающий людей в грязь, в бездну отчаянья и позора. В ряде работ современных вьетнамских критиков содержится мнение, что первым же своим романом Нгуен Хонг утвердил себя как писатель-реалист, писатель по преимуществу социальной. А в условиях колониального строя это предполагает и несомненный критический заряд. Не случайно в 1940 году колониальная цензура постановила запретить и изъять роман «Воровка». Сам автор узнал об этом, уже находясь в лагере для политзаключенных.

Здесь надо сказать, что на формирование взглядов будущего писателя, как, пожалуй, и на его выбор жизненного пути, огромное воздействие оказали события начала тридцатых годов: волнения в провинциях, забастовки, крестьянские восстания, приведшие к созданию первых в стране Советов; всем этим руководила незадолго до того организованная Компартия Индокитая. И позднее, из воспоминаний Нгуен Хонга, мы узнаем, что для него, тогда еще подростка, имена патриотов, имена коммунистов, вожаков революционных выступлений, стали в один ряд с именами славных воителей и полководцев древности, с именами справедливых и храбрых героев старинных вьетнамских сказок. Нгуен Хонг восхищался мужеством революционеров, отдавших жизнь за счастье людей, не отступавшихся от своих убеждений. Именно тогда он впервые услыхал имя Ленина.

Во второй половине тридцатых годов, когда во Франции существовало правительство Народного фронта и были в какой-то мере смягчены цензурные и административные строгости в колониях, во Вьетнам попадают книги прогрессивных писателей Запада — Ромена Роллана, Барбюса, Драйзера, а также книги советских писателей — М. Горького, Н. Островского, А. Фадеева, М. Шолохова. Они существенно повлияли на творчество вьетнамских писателей-реалистов, людей разного возраста и различного жизненного опыта, таких, как Нго Тат То, Нгуен Конг Хоан, Нам Као, То Хоай. Был среди них и Нгуен Хонг. Сам он не раз называл среди своих учителей М. Горького, и не случайно, конечно, первый во вьетнамской прозе рассказ о рабочей забастовке написал в 1938 году именно Нгуен Хонг. Важным фактором литературной и общественной жизни стало и то, что в силу возникшего — пусть ненадолго — благоприятного стечения обстоятельств изданы были книги публицистов-революционеров, как «Пекло Контума» Ле Ван Хиена, которые, по словам самого Нгуен Хонга, оказали на него немалое влияние. И, наконец, в конце тридцатых годов в нелегальных изданиях и списках по стране расходятся стихи То Хыу, прозвучавшие как предвестье надвигавшейся революционной бури. Стихи эти, как вспоминает Нгуен Хонг, были встречены с восторгом писателями и поэтами, отстаивавшими тезис об общественном предназначении литературы в спорах со сторонниками «чистого» искусства. Кстати, решающую роль в борьбе с поборниками «искусства для искусства» сыграли выступления критиков-марксистов. В среде интеллигенции спорили тогда не только о своих, вьетнамских делах, но и о положении в Европе, где фашизм развязал уже войну в Испании, о войне в Китае.

В 1937 году Нгуен Хонг вступил в Лигу демократической молодежи, руководимую коммунистами, распространяет коммунистическую газету «Ле травай»[53]. Он больше не хочет писать рассказы. Его не привлекает художественный вымысел; в такое время главное, по его мнению, — точное, документальное описание жизни. Он предпринимает поездки, чтобы ознакомиться на месте с тяжелыми условиями труда грузчиков и кули на речных причалах и судах, наемных рабочих на плантациях, ткачей Намдиня, металлистов Хайфона, горняков угольной шахты «Золотая» близ Хонгая. Кое-что из написанного им самим и в соавторстве с его другом Ван Чаунгом удается напечатать в газете «Нгыои мой ва Мой» («Новый человек и Новь»). Позднее, в 1939 году, сайгонская газета «Мой» («Новь») опубликовала несколько глав из очерка Нгуен Хонга о шахтерах «Черная пыль».