Избранное - [47]

— О, большой дитя! — улыбнулся Опперман, протягивая ей плитку шоколада с орехами. — Ты любить сладкое?

Альфхильд, запрокинув голову, откусила кусочек. Моментально съела всю плитку и опустилась на колени перед Опперманом, глядя на него молящими глазами.

— О нет, ничего осталось! — сказал Опперман. — Но ты получишь больше потом! У меня много-много дома!

— Альфхильд! — призвала сестру к порядку Магдалена. — Оставь Оппермана в покое!

Сестра ответила ей яростным взглядом и нежно прижалась головой к щеке Оппермана. Он погладил ее по руке. Она села было к нему на колени, но Магдалена оттащила ее.

— О, бедная, — с состраданием сказал Опперман, — она любит сладкое и ласки. Она же дитя.

Юханнес Эллингсгор посмотрел на часы:

— Большое спасибо, но ночью мы уходим в море, а нужно еще много сделать.

И остальные моряки стали прощаться. Фредерик тоже поднялся, хотел уйти вместе с товарищами. Он отвел Магдалену в сторону, сжал ее руку и прошептал:

— Я приду позже, встретимся.

Она кивнула.

— И я идти, — сказал Опперман, — но сначала большой спасибо за гостеприимство и дружба!

— Это мы должны благодарить, — ответил Элиас, схватив руку Оппермана. — Спасибо, Опперман, вы нам очень помогли. Спасибо всем за помощь и участие. Бог да благословит вас за ваши хлопоты и доброту! — Он покачал головой. — Только слишком большая честь была нам оказана, мы и мечтать об этом не смели, если бы бедный Ивар знал… что его похоронят с такой пышностью…

— О, чепуха, — сказал Опперман, пожимая ледяную руку старика. — Но, Лива, визитный карточки! Может, ты пойдем вместе и собирать их?

— Хорошо, — ответила Лива. Вот она и попалась в ловушку. Как она устала, как все противно. Мучительно, все мучительно. Как невыносим этот Опперман, навязчивый, непонятный, болтающий всякий вздор и в то же время хитрый. Она ведь может пойти на кладбище с сестрами и собрать карточки. Опперману совершенно незачем вмешиваться. Но с другой стороны, он ее хозяин и она привыкла ему повиноваться.

— Я говорить моя жена, — доверительно сказал Опперман, когда они спускались вниз по тропинке. — Она ничего понимать, о, она такой упрямый. Она вбивать в голову, что это ты!..

Лива почувствовала, что залилась краской. Отвернулась не отвечая.

— Так бессмысленно, так совсем бессмысленно! — продолжал Опперман. — Аманда говорит — твой голос, нет Фрейя. Я говорю клянусь, но они только смеяться. Ты — клянуться? Ты клянуться на ложь! О, это совсем упрямый!..

— Но я не потерплю этого! — Ливу вдруг взорвало. В это мгновение она ненавидела Оппермана.

Он вздохнул:

— Я хорошо понимать, бедняжка. Но я говорить Фрейя — скажи, что это ты. Но Фрейя хочет ничего говорить, хочет нет вмешиваться в это, так говорит!

— Мне наплевать на вашу Фрейю и на всю эту ерунду! — выкрикнула Лива, в яростном раздражении повернувшись к Опперману: — Я отказываюсь от места, и все! Я не хочу иметь с вами никакого дела! Вы все сумасшедшие!

— Нет, Лива, — уныло возразил Опперман, — не относиться так, мне очень неприятно! Думать, мне весело?

— Да, думаю! — ответила Лива. — Думаю, что это как раз вас устраивает!..

Она закусила губу, боясь расплакаться.

— Лива! — Опперман тронул ее за руку: — Лива! Я сделать все для тебя, слышать! Требуй, что хотеть. О, я так много огорчен, так много, Лива! Ты уходить от меня, а потом? Они будут думать: все правда, а то зачем она уходить? Зачем?

Лива круто остановилась и сказала спокойно, пронизывая Оппермана взглядом:

— Оставьте меня в покое, Опперман! Я сама соберу карточки! И вообще нам больше не о чем разговаривать. Понимаете?

Опперман сначала словно окаменел, потом проговорил, качая головой:

— Да, я понимать, Лива, я понимать.

— Ну и прекрасно, — сказала Лива и побежала по полю.

Старый могильщик и его сын почти уже засыпали могилу. Ливе не хотелось никого видеть. Она не дотронулась до венков и, пройдя в верхнюю часть кладбища, уселась там на скамейке. Она испытывала облегчение оттого, что разделалась с Опперманом. Но, вспоминая пышные похороны и все хлопоты Оппермана, не могла не корить себя за свое поведение.

Она заломила руки, дрожа от отвращения. «Эта обезьяна Опперман влюблен в тебя! — сказала она себе. — Ужасно».

И снова вспомнила слова фру Опперман: «Если ты станешь его женой, ты будешь богатой женщиной». Невероятно мерзкая мысль. Фру Опперман знает же, что она обручена. Может быть, люди думают, что Юхану недолго осталось жить и что Лива уже начала искать себе другого! И конечно, кого-нибудь побогаче! Нацелилась на самого Оппермана… ведь он явно скоро овдовеет!

Смешно, но и зло, и подло! И сказать это прямо, без обиняков, в день такого несчастья, когда Ивара привезли домой мертвым!.. Да, она злая женщина. Но, может быть, ее озлобила неизлечимая болезнь. «Не дай бог, — думала Лива, — лежать вот так, беспомощной, и знать, что ты скоро умрешь, и быть замужем за Опперманом! Как тут не стать злой!»

Опперману тоже нелегко с такой больной и подозрительной женой. Но негодяй ничего другого и не заслуживает. Лива презирала их обоих, они были ей противны. Все казалось ей безнадежным и отвратительным. Лива дрожала от холода. Вечером она напишет длинное письмо Юхану. Расскажет ему обо всем, что произошло, и об Оппермане тоже. Ей скрывать нечего.