Избранное - [81]
— Разве это можно забыть? — тяжело переводя дыхание, спросил Алик.
— По-видимому, можно. Но не это самое страшное в истории, что я вам рассказываю. Подлость, наручники, одиночные камеры, допросы, карцеры, этапы — это было во все времена. Страшно другое…
Прошло несколько минут, прежде чем Даниил снова заговорил.
— Однажды ночью во время допроса моего следователя куда-то вызвали, и я остался в кабинете с глазу на глаз со стенографисткой. Она была совсем еще молода, в одном возрасте, вероятно, с Аней, нежная, со светлыми теплыми глазами женщины, которая вот-вот должна впервые стать матерью. Сидим мы так один против другого, я у двери на привинченном к полу стуле, она — за столом у окна. И вдруг я слышу: «Лучше бы ты сгинул в утробе матери, чем таким на свет родился».
— Это она вам так сказала? — у Алика дрожал голос.
— Да, она — женщина, собиравшаяся стать матерью, знавшая, что я у моей матери единственный сын, что мать моя чахнет от горя, не спит ночами, что отец мой погиб в ополчении и, кроме того, что готовил уроки, я ничего еще в жизни не делал. Она, стенографировавшая вопросы следователя и ответы, которые он сам на них давал, верила, понимаете, верила, что я действительно такой, каким следователь изобразил меня в своих ответах. Вот что было самое страшное — верили!
— Зачем все это нужно было?
— Об этом я не раз думал на допросах, после допросов. И, знаете, временами мне казалось, что следователь сам уже верил в то, что он же придумывал, верил, что я действительно такой, каким изображен в его протоколах, и поэтому заставлял меня подписывать их. Если стенографистка могла поверить, то вы тут подавно верили, что мы виновны. Даже в лагере встречал я людей, веривших, что все, кроме них самих, в чем-то виновны. Надо же было найти объяснение тому, что происходило. Я там не раз слышал: «С нижнего этажа меньше видно, чем с верхнего». Нет, меня не уговорить, что молчали только потому, что боялись, а не потому, что верили. Но там не все были такими, как Толин отец, который ради еще одной звездочки на погонах был готов на все. Это ведь он придумал историю с пароходом. Видимо, и Толю сызмальства учили ни перед чем не останавливаться, все и всех сметать с пути. Он меня и устранил.
Алик не узнал собственного голоса, когда спросил:
— И вы смолчали?
— Кому? Толе? А что бы вы, например, посоветовали мне сделать? Дать ему пощечину и отсидеть в милиции несколько суток? Я, возможно, сделал бы это, но его здесь нет. За годы, что меня тут не было, он успел окончить институт, жениться, не на Ире, нет…
— Ну, а ваши школьные товарищи?
— Они не знали ни о чем и, кажется, не знают по сей день.
— Вы ничего им не рассказали?
— Зачем?..
— И они встречаются с ним? Подают ему руку?
— А вы уверены, что среди тех, с кем вы дружили, кому подавали руку, не было таких, как Анатолии? Времена меняются, меняются люди. Не все стоит запоминать.
На безлюдной Таганской площади они сели в такси.
— Что вы завтра собираетесь делать? — спросил Даниил у Алика, когда машина уже неслась по широкому Садовому кольцу.
— Ничего особенного. Уложить чемодан я успею.
— Значит, вы таки едете?
— Конечно.
— Когда?
— Шестнадцатого. В три часа двадцать минут дня.
— Послезавтра, значит, как раз когда я работаю.
Алик повернулся лицом к Даниилу, и ему не поверилось, что человек, сидящий рядом с ним в такси, не придет послезавтра на вокзал проводить его, не верилось, что они знакомы всего лишь несколько часов и, возможно, никогда больше не увидятся. Он ведь ничего не рассказал Даниилу. А у него, у Алика, ведь тоже есть что рассказать. Может, пригласить Даниила к себе?
— Что вы делаете завтра вечером? — спросил Алик.
— Собираюсь в Клуб писателей. Мой отец был литературным критиком. После того как я вернулся, нам снова стали присылать пригласительные билеты на вечера. Когда концерты, хожу редко, но литературные вечера, если только я свободен, никогда не пропускаю. Завтра будет обсуждаться роман «Человек, который молчал». Читали?
Алик развел руками:
— Не могу его достать. В библиотеке за ним такая очередь!
— Да. Подняли вокруг него невероятную шумиху. Но прочесть, разумеется, нужно. Если вы завтра вечером не заняты, приходите. Знаете, где находится Дом литераторов? Приходите к половине седьмого, буду вас там ждать.
— Хорошо. Точно в половине седьмого буду там.
XXXII
Назавтра, почти на целый час раньше условленного, Алик уже был возле Дома литераторов. Он стоял на верхней ступеньке входа в Дом киноактера, что на противоположной стороне улицы, и, хотя был уверен, что раньше шести, четверти седьмого Даниил не придет, вглядывался в каждого человека, появлявшегося на углу и терявшегося в шумной толпе, запрудившей квартал. Отсюда, с освещенных верхних ступеней, Алик одновременно следил за распахнутой осажденной дверью Дома литераторов. Такого ему еще не доводилось видеть. Милиционер, прибывший, чтобы помочь навести порядок, не смог протиснуться к двери. Он, как показалось Алику, был этому даже рад и не меньше его, Алика, удивлялся, что на литературный вечер собралось столько народу. Это чувствовалось в той особой уважительности, с какой милиционер обращался к собравшимся, прося отойти от двери, дать пройти тем, у кого есть пригласительные билеты.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».