Избранное - [9]

Чтобы все это повторилось.

Руки

Руки разные на белом свете,

И у всех различные названья,

У меня рука — как у медведя,

А у Вас предмет для целованья.

Но своей руки не обменяю

На такую, как у Вас, — красивую.

И своей судьбы не променяю

На такую, как у Вас, — счастливую!

1944

«Быт заел или сам устал…»

Быт заел или сам устал

От своих и чужих бед…

И стихи писать перестал

Очень хороший поэт.

Говорю: не писать трудней,

Только я куда-то спешу

И поэтому целых сто дней

Почти ничего не пишу.

— Только времени зря не трать, —

Сам себе все время твержу.

Не хочу себя повторять —

И поэтому не пишу.

Не хожу ни в театр, ни в кино,

Не читаю ни книг, ни брошюр.

Значит, то-то оно и оно —

И поэтому не пишу.

Без стихов моя жизнь петля,

Только надо с ума сойти,

Чтоб, как прежде, писать стихи для

Очень умных, но десяти.

1944

Подсобный рабочий

Спать хочу, но мне не спится,

На машине еду в склад.

Денег нет, а с круга спиться

Очень даже был бы рад.

Облака плывут по небу,

Письмена ползут по почте.

Всё равно, куда приеду —

Я подсобный рабочий.

1944

«Могу от женщин одуреть я…»

Могу от женщин одуреть я

И позабросить все дела,

А женщина за все столетья

Ничего не изобрела.

Всему виной один мужчина,

Все делал он, а не она,

И даже швейная машина

Не ею изобретена.

1944

«Тáк работают: утро, день, вечер…»

Так работают: утро, день, вечер —

Что едва поспевает Гознак;

Заработав, бросают на ветер,

Не на ветер, а на сквозняк.

И работают вновь, задыхаясь

От вседневных забот и обид,—

Это есть артистический хаос

И неарифметический быт.

1944

В. Хлебникову

Работаю на Поэтоград.

Не разливанка — винный берег.

Мой ежемесячный оклад

Лишь 235 копеек.

Смех невозможно запретить.

Засмейтесь, смехачи, засмейтесь:

Чтоб не работать, сам платить

Готов пятьсот копеек в месяц.

Пускай таскаю я мешки

И ничего не получаю,

Пусть неуместны здесь смешки,

Мой стих не сменится печалью.

Мне не хватает на харчи,

Но, чтоб в глупца не превратиться,

Скажу: «Засмейтесь, смехачи!»,

Как «Все-таки она вертится».

1944

I. «Своих стихов не издавая…»

Своих стихов не издавая,

Ищу работы отовсюду,

Пилить дрова не уставая

Могу с рассвета до салюта.

Могу к Казанскому вокзалу

Доставить чемоданов пару.

Могу шататься по базару

И загонять там что попало.

В Поэтоград моя дорога,

Меня среда не понимала,

Так что могу я очень много

И в то же время очень мало.

II. «Но если путь к иным победам…»

Но если путь к иным победам

Я предпочту иным дорогам,

Тогда не буду я поэтом,

Тогда не буду я пророком.

Я обрету людей степенность,

Я принесу немало пользы,

Меня признает современность;

Но обо мне забудут после.

1944

Эпитафия на самого себя

Жил-был поэт. Он был обманут

Несогласившимися с новым.

Но все равно его помянут

Великолепным добрым словом.

Поэты завтрашнего мира!

Грядущих лет!

Остановитесь у могилы,

Которой нет!

1944

«Ветер, поле, я да Русь…»

Ветер, поле, я да Русь

В мире небывалом.

Не сдаешься? Не сдаюсь

Никаким шакалам.

А снежинок всех число

Велико, как горе,

Все дороги замело

Снеговое море.

Я смотрю по сторонам,

Месяц — что полено;

Снеговое море нам

Тоже по колено.

1944

«И в этой самой жизни нашей…»

Другу из Поэтограда[1]

Э. М.

И в этой самой жизни нашей,

В быту лишений и побед,

Ты, милый, самый настоящий

Очаровательный поэт.

Ты пишешь очень много дряни:

Лишь полуфабрикат-руду,

Но ты прекрасен, несмотря ни

На какую ерунду.

В рубцах твоих стихов раненья,

Которые в огне атак.

А те, кто лучше и ровнее,

Писать не выучатся так.

У них стихи круглы и дуты,

Хоть и металл, а не руда,

И никакие институты

Им не помогут никогда.

1945

«Мы поедем за Мытищи…»

Мы поедем за Мытищи.

Что нам думать и гадать?

Заработаем мы тыщи

И не будем голодать.

Люди любят все, что праздно,

Но достоин труд любви.

Мы работаем прекрасно,

Если платятся рубли.

А металл презренный самый —

Мой любимейший металл…

Подружусь с огромной славой,

Ей всю душу промотал.

Хорошо под гору, в гору,—

Путь зачеркивает нудь.

Счастье гнется, как подкова,

Но не всякому согнуть.

Ну, а мы богатыреем

Чуть не с каждым божьим днем.

Все, что есть, — преодолеем

И подковину согнем.

«Один мечтал о жизни царской…»

Е. В.

Один мечтал о жизни царской,

Другой любил считать ворон.

А мы — как Минин и Пожарский

И как Брокгауз и Ефрон.

Пусть затруднений впереди сто

Миллионов гектоватт,

У нас идейное единство

И, может быть, Поэтоград.

Пойдем навстречу воскресеньям

Мы, а не будням.

Чтоб стать могло увеселеньем

Хоть что-нибудь нам.

Мы мудрецы, и путь наш праведн,

И свят, и солнечн,

И нашим разумом не правит

Всякая сволочь!

И ни тебе (таков твой жребий),

Ни мне не сгинуть.

И разве есть такая мебель,

Чтоб нам не сдвинуть?

1945

«Мы подрубим сучки…»

Ал — ру Меж — ву

Мы подрубим сучки,

На которых сидим,

И сожжем свои корабли…

И я буду один, и ты будешь один,

Словно иначе мы не могли.

И уйдем, и не выпьем стаканов до дна,

И покинем праздничный пир,

И ты будешь один, и будет одна

Та, которую кто-то любил.

Я поссорюсь с тобой,

Ты расстанешься с ней,

И настанет такой денек,

Что ты будешь один,

   но не станешь сильней

Оттого, что ты одинок.

1945

«А она не добрая, не злая ведь…»

А она не добрая, не злая ведь…

Мы по дыму судим о Казбеке.

И не надо на эпоху сваливать

Промахи свои и неуспехи.

У меня чудных стихов не кипа ли?

Только жить мешает сила вражья, —

И у нас нет денег, а в день гибели

Деньги были или нет — не важно.