Избранное - [49]

Молоков никогда не чурается простой и для некоторых, быть может, скучной работы. Любая работа важна и необходима. Нужно — и Молоков летает в лагерь Шмидта. Нужно — он везет овес на зимовку. Нужно — он везет врача в Гыдоямо. Нужно — он разведывает льды в Карском море. И все это спокойно, методически, основательно, по-молоковски, с душою.

Летчик большого самообладания, дерзкую идею полета на Северный полюс он воспринял с обычной своей деловитостью:

— Ну-ну… Дело это большое, нужное и серьезное.

Машину ему дали четырехмоторную — «СССР-Н-171». Он проверил свое хозяйство. Осмотром остался доволен.

— Хорошая, сто́ящая! — сказал он своему другу, штурману Алексею Ритслянду.

В кепке, в сером свитере, в староватом кожаном пальто и болотных сапогах, он день за днем слушал работу моторов, тщательно изучал все особенности этой сложной машины, которую предстояло вести на полюс. В минуты отдыха он заходил в маленькую комнату на аэродроме, ставшую сборным пунктом экспедиции. На стенах и столах висели карты полета. В углу были свалены меховые спецовки, болотные сапоги, ящики с сухарями, топоры, лыжи, палатки. Один вид этих вещей вселял бодрость, вызывал хорошее, предполетное настроение.

В марте 1937 года, за неделю до старта, Василий Сергеевич съездил в родные края. В село Молоково летчик приехал вечером. Он вышел из машины и прошелся по широкой улице. Мартовское, чистое от облаков небо, предвесенние запахи, деревенская тишина, избы, в окнах которых теплились огни, все это с какой-то внезапной силой тронуло его.

Молча постоял он у колодца, молча прошел в свою избу. Его встретила худенькая, старенькая мать. Брат, колхозный кузнец, поднялся ему навстречу. Они были почти одного роста, кузнец и летчик, — крепкие, здоровые, широкоплечие. Василий Сергеевич лишь выделялся своей сединой и обветренным лицом.

Он справился у родных о колхозных делах, интересовался жизнью своих односельчан, их большими и маленькими радостями. Улыбаясь, взглянул он на стену, на которой висели знакомые пожелтевшие фотографии. Это был он, его собственная жизнь. Вот мальчик смотрит широко раскрытыми глазами; матрос, окруженный друзьями, солдат в накинутой на плечи шинели; летчик в френче и чуть сбитой набок фуражке.

Прощаясь, он сказал родным, что вскоре улетает. Куда? Как всегда, в Арктику. Он тихонько, с полускрытой нежностью обнял старую мать и пожелал ей здоровья и счастья.

— Ну, ну, — негромко сказал он, и глаза его, голубые и чистые, заулыбались, — до лета, что ли, прощайте… Народу от меня кланяйтесь, всем привет мой передайте.

Поздней ночью он покидал село. Мать постояла на пороге избы, пока машина не скрылась из виду. Небо еще более посветлело. Огни в домах погасли, было тихо, вокруг лежали колхозные поля.

Весной самолеты стартовали на Север. Перед самым полетом в кабину флагманской машины забрался сынишка Молокова. Отец разрешил ему притронуться к штурвалу управления. Я не удержался и тоже взял в руки штурвал самолета, который через несколько минут оторвется от земли.

Начинало светать. Молоков натянул кожаный шлем, он сразу посуровел, этот седой летчик. Он повел мощную, четырехмоторную машину на Север. Впереди шел Водопьянов, за ним Василий Молоков.

На острове Рудольфа они долго и терпеливо выжидали летной погоды. В мае пурга стихла, в облаках появились окна, брызнули солнечные лучи. В пятом часу утра 21 мая самолет Водопьянова пролетел над зимовкой и лег на курс — к полюсу.

Четыре дня спустя, выждав погоду, полетел Молоков. Самолет прошел полосу тумана и вышел к границе облачности. Около часа Молоков делал большие круги в воздухе, нетерпеливо оглядывая горизонт. Вскоре показался самолет Алексеева. Увидев его машину, Молоков взял курс на полюс.

«В воздухе, несмотря на ясную погоду, стояла морозная мгла, образовавшая вокруг солнца яркий ореол, — радировали с борта самолета. — Около полуночи мы были в ореоле солнца».

Самолет держал путь на полюс.

Маленький белобрысый штурман Алексей Ритслянд сидел в застекленной рубке. Он определял высоту солнца, силу ветра, делал соответствующие расчеты. Когда самолет прошел над полюсом, Ритслянд доложил об этом Василию Сергеевичу, всему экипажу. Молоков сделал круг. Ритслянд радировал на льдину, Эрнсту Теодоровичу Кренкелю: «Теодорыч, скоро мы будем у вас».

Молоков развернулся, повел самолет к полярной станции, Алексей радировал на льдину: «Видим вас, видим…»

Примерившись, Молоков пошел на посадку.

Раскачиваясь по-матросски, к самолету спешил Папанин. Молоков, улыбаясь, сказал ему:

— Принимайте гостей!..

Я работал в редакции — дежурил по номеру, как говорят в газете, когда ночью принесли радиограмму с полярной станции «Северный полюс»:

«В 5 часов 45 минут 25 мая самолет Молокова был точно над полюсом. Сделав круг, в 5 часов 52 минуты пошли по меридиану западной долготы 50° к полярной станции. В 6 часов 24 минуты сели на льдину станции.

Самолет Молокова доставил для дрейфующей зимовки на полюсе ветровую электростанцию, горючее, продовольствие, нарты и даже молоко, присланное в подарок полярниками острова Рудольфа».

Радиограмму заверстали на первой полосе «Правды». В этом же номере газеты была напечатана фронтовая сводка и карта боев в Испании. То были приметы одного дня тридцать седьмого года!