Избранное - [25]

«Где же он теперь? У Жени сегодня тоже елка».

Но тут Филька с братьями начал тихо кружиться, все расширяя круг. Они заносили ноги мягко, чуть поднимая их, и то один из них, то другой звал к себе Таню. Они танцевали танец, какой обыкновенно танцуют веселые эвенки на песчаном берегу Тугура в час, когда восходит над лесом луна.

Таня вошла в их круг. Она танцевала, поминутно поглядывая на дверь.

— Молодцы! — крикнул восхищенно отец. — Черт возьми, мы будем сегодня веселиться. Таня, попроси у мамы вина. У меня есть еще для вас подарок, дети.

И мать сказала:

— Отец, не сходи с ума. Детям вина нельзя.

— Я знаю твердо только одно, — сказал отец, — что детям нельзя есть волчьих ягод. Но вина — по капельке можно.

— По капельке можно, — повторили за ним разом дети.

И нянька внесла на большом подносе бутылку сладкого вина. А вслед за нянькой вошел совсем молодой красноармеец Фролов. Он был в шоферском тулупе, улыбался всем хитрой улыбкой, а в руке у него было ведро.

— Фролов, дружок, — сказал отец, — покажи-ка наш подарок ребятам.

Дети сами заглянули в ведро, но увидели там только снег.

— Что это? — спросили они. — Тут снег, и больше ничего не видно.

— А вот сейчас, ребята, — сказал Фролов. — Смирно!

И, запустив руку в ведро, он вытащил из-под снега большой апельсин, потом еще два, и еще. Дети криками встретили эти плоды. Они брали их в руки и тотчас же клали назад, потому что апельсины были тверды и холодны, — держать их было трудно, как железо, долго лежавшее на морозе.

— Погодите, ребята, — сказал со смехом отец. — Их надо сначала разморозить. И тогда — даю слово — они понравятся вам.

Он опустил апельсин в холодную воду, и на поверхности его через мгновение выступил лед. Он покрывал его тонкой коркой, а апельсин блестел, как шар, висевший на маленькой пихте.

Отец ударил по корке ножом, она раскололась на части, и из осколков льда, тающих быстро на ладони, вышел круглый и свежий плод. Незнаком и чудесен на севере был его запах и цвет. И маленький брат Фильки боялся его и не ел.

Сам же Филька принес свой апельсин отцу.

— Съешь его, — сказал охотник, без всякого удивления глядя на странный плод. — Он подарен тебе друзьями, и в нем не может быть никакого вреда. Но, не будь он такой большой, я принял бы его за ягоду, упавшую с рябины на землю, и почистил бы им свою трубочку, на которой медь так быстро тускнеет от лесного тумана. Однако, — добавил он с достоинством, — перед морозом рябина у нас тоже бывает крупна.

И он отстранил апельсин рукой, — он ничему не желал отдавать предпочтение, ничему, что не росло в его родном лесу.

Тогда Филька сунул свой апельсин за пазуху, чтобы поделиться им с Таней. Ничего не мог он съесть один — ни сладкого корня, который находил в лесу, ни весенней заболони лип, ни шмелиного меда, ни кислого сока муравьев.

Но Тани не было в толпе ее гостей.

Куда она ушла? Что с ней? Она была сегодня печальна.

Филька заглянул в другую комнату, где было темно и на кроватях лежали шубы. Ее и тут не было. Тогда он отправился на кухню и в сенях увидел Таню. Она незаметно пробиралась к дверям. Она была уже в дошке и, нагнувшись, затягивала у щиколотки ремешки своих новых торбасов.

Филька молча отодвинулся, заслонил ее от взглядов гостей.

Таня вышла на крыльцо. Воздух столбами подымался вверх и на страшной высоте превращался в тонкие облака, летящие по освещенному небу. И сквозь них, точно сквозь прозрачное стекло, затуманенное дыханием, виднелась небольшая холодная луна.

Таня ступила на снег, стараясь не скрипеть. Легкая, сверкающая мгла посыпалась ей на плечи, на лицо. Она провела рукой по своей непокрытой голове и вышла за ворота. Она бегом пересекла улицу и остановилась у дома, где жила Женя. Он был весь окружен сугробами.

Таня присела на снег и посидела немного, стыдясь заглянуть в окно. Потом забралась на сугроб. Окно приходилось как раз перед глазами. И сквозь стекло был виден свет, похожий смутной своей белизной на луну, Это горели свечи на елке. И вокруг нее двигались дети. Тени их проплывали мимо неподвижного взора Тани, и в каждой она узнавала Колю.

Голова ее пылала на морозе.

А она все глядела. А тени плыли и плыли, как в сумрачном царстве воды. И только одна оставалась неподвижной — более глубокая и черная, чем другие, — тень огромной рыбы с опущенным хвостом. Но и она вскоре поплыла. Она задвигалась то вверх, то вниз, то становилась косо поперек всего стекла. И даже пузырьки, которые она выпускала изо рта, были отлично видны.

«Что это? — с диким страхом подумала Таня. — Ах, это аквариум Жени, который стоит на окне!»

Но вот знакомые руки протянулись к окну. «Не Коля ли это?» Рыба исчезла. Исчезла и вся волшебная картина, долго занимавшая Таню. Кто-то спиной заслонил окно.

Близко стукнула дверь на крыльце. Таня быстро присела. Она соскользнула с сугроба и, перескакивая через снег, через лед, через мерзлые доски палисада, помчалась прочь. Она бежала бог весть куда, блуждала без направления, пока волнение ее не утихло. Но какой глубокой грустью было охвачено все ее существо!

Таня не решалась войти в свой дом. Она постояла еще у себя во дворе, под забором, за толстым стволом березы, скрывавшей ее от всех.