Избранное - [49]

— Лошадь? — повторил Баярд и послушно пошел за ним, но тут же остановился и, обернувшись к незнакомцу, сказал: — Сейчас я не могу разбить тебе рожу. Очень жаль, но мне надо посмотреть лошадь. Попозже загляну к тебе в гостиницу.

Но незнакомец повернулся к нему задом, а адвокат, стоя у него за спиной, гримасничал и делал знаки Маккалему.

— Ради бога, уведите его, Маккалем.

— Ладно, я еще успею разбить ему рожу, — повторил Баярд. — К сожалению, не могу разбить твою рожу, Юстас, — обратился он к адвокату. — Нас еще в школе учили: никогда не соблазняй дуру и не бей калеку.

— Пошли, пошли, — твердил Маккалем, увлекая Баярда к выходу.

У дверей Баярд опять остановился, закурил сигарету, и они вышли на улицу. Было уже три часа, и они снова попали в самую гущу выходивших из школы ребятишек. Баярд держался довольно прямо и несколько воинственно. Вскоре Маккалем свернул в боковую улицу, они миновали несколько негритянских лавок и, пройдя между работающей мукомольней и молчавшей хлопкоочистительной машиной, свернули в переулок, где стояли на привязи лошади и мулы. В конце переулка слышался лязг, и в дверях кузницы, возле которой стояла на трех ногах терпеливая лошадь, вспыхивало красноватое сиянье. Пройдя мимо нее и группы мужчин, сидевших на корточках в тени под стеной, они добрались до ворот, запиравших темный кирпичный туннель, из которого резко пахло аммиаком. Несколько мужчин сидели на воротах, другие стояли, опершись на них скрещенными руками. Из загона доносились голоса, а потом сквозь просветы забранных планками ворот показалась высокая неподвижная тень, отливавшая блеском вороненой стали.

У двери в конюшню, зияющей, словно пасть пещеры, стоял жеребец, и по его вороненой коже то и дело мелкой нервной дрожью пробегали короткие гордые язычки бледного пламени. Но глаза его смотрели спокойно и дерзко, и по временам с царственным величием и тонким презрением он оглядывал группу людей у ворот, не различая в ней отдельных лиц, и язычки бледного пламени снова пробегали по его коже. На шею лошади была накинута веревочная петля, привязанная к косяку дверей; позади, на почтительном расстоянии, прохаживался с видом собственника белый мужчина, а рядом с ним негр-конюх с привязанным к поясу мешком. Маккалем с Баярдом остановились у калитки, и белый, обойдя застывшего в надменной неподвижности жеребца, приблизился к ним. Негр-конюх тоже вышел вперед, держа в руках мягкую грязную тряпку и монотонно напевая низким голосом. Жеребец позволил ему подойти и стереть тряпкой нервные язычки пламени, которые, словно рябь, пробегали по его телу.

— Ну, чем не картинка? — опершись локтем о ворота, спросил у Маккалема белый.

К его подтяжкам был прикреплен почерневший от старости шнурок из сыромятной кожи, на котором висели дешевые никелированные часы. Бороду он брил, но от уголков губ к подбородку спускались темные полосы щетины, и поэтому всегда казалось, будто он жует табак с открытым ртом. По профессии барышник, он постоянно судился с железнодорожной компанией, по вине которой гибло насильственной смертью его поголовье.

— Поглядите-ка на этого черномазого, — сказал он. — Я бы к этому жеребцу и на десять ярдов не подошел, а Тоби с ним как с младенцем управляется. Будь я проклят, если я понимаю, как он это делает. Я всегда говорил, что черномазые чем-то сродни животным.

— Он просто боится, что в один прекрасный день ты поведешь его через полотно, когда будет проходить поезд девять тридцать, — сухо заметил Маккалем.

— Хоть я и самый невезучий человек во всем округе, но на этот раз они мне заплатят, на этот раз им деваться некуда, — отозвался барышник.

— Да, — сказал Маккалем, — железной дороге придется снабдить расписанием поездов всех твоих лошадей.

Зрители захохотали.

— А что, денег-то у них куча, — отозвался барышник. — По-твоему, выходит, будто я нарочно погнал этих мулов прямо под поезд. А ведь дело было так…

— Ну, этого-то ты под поезд не погонишь, — сказал Маккалем, кивая в сторону жеребца.

Негр, монотонно напевая, поглаживал переливчатую шкуру лошади. Барышник рассмеялся.

— Пожалуй, нет, разве только Тоби со мною пойдет, — согласился он. — Вы только на него поглядите. Я бы к этому жеребцу ни за какие деньги близко не подошел.

— Я поеду верхом на этой лошади, — неожиданно заявил Баярд.

— На какой лошади? — поинтересовался барышник. Остальные смотрели, как Баярд забрался на ворота и спрыгнул в загон.

— Вы, молодой человек, к этой лошади лучше не подходите, — крикнул барышник, — а не то я на вас в суд подам.

— Оставь его в покое, — сказал Маккалем.

— Чтоб он мне запалил жеребца, который полторы тысячи стоит? Эта лошадь его прикончит. Эй, Сарторис!

Маккалем вытащил из кармана перетянутую резинкой пачку бумажных денег.

— Оставь его в покое. Ему только того и надо, — сказал он.

Барышник окинул деньги быстрым оценивающим взглядом.

— Будьте свидетелями, джентльмены… — начал он громко, потом остановился и вместе со всеми стал напряженно наблюдать, как Баярд подходит к жеребцу. Лошадь глянула на него своим горящим надменным глазом и, спокойно подняв голову, фыркнула. Негр посмотрел через плечо, пригнулся, и его монотонный напев зазвучал громче и быстрее.