Избранное - [71]

Дональд пошел вслед за Брубеком. Он никогда еще не был там, внизу. В конце узкой лестницы Брубек открыл железную дверь. На них неожиданно пахнуло жаром. Вообще же здесь было даже уютно. Перед котельной — нечто вроде кабинета. Под высоко вознесенным окном — стол и кресло; на столе газета, на ней очки.

— А-а, вот они где! — воскликнул Брубек.

Иногда, возясь с отоплением, он подолгу засиживался здесь: надо было проследить, хорошо ли все разогрелось. По нынешним нашим понятиям, оборудование было очень уж устарелое. Из «кабинета» был проход в котельную. Брубек повернул выключатель, вспыхнул свет. Электропровод был заключен в толстый кабель.

— Отсюда можно пройти еще дальше? — осведомился Дональд, указывая на вторую железную дверь.

— Да, — отвечал Брубек, — в погреба. — Он подскочил к двери, открыл ее и зажег там свет.

Дональд заглянул в теплое темноватое помещение, где слева высилась арочная перемычка над коридором, уходившим куда-то вдаль. Справа в углу стояла громоздкая штука, прикрытая мешковиной.

— Это старые сушильные печи, — пояснил Брубек, — очень хорошее было устройство. Ими и сейчас можно было бы пользоваться, они еще в полном порядке. Надежно сделаны. Но теперь в подвалах центральное отопление. Я и летом, случается, пускаю его в ход. Сырость как рукой сняло, а о мокроте и говорить не приходится. Гляньте-ка, мистер Дональд, это я укрепил здесь лет тридцать тому назад, когда печи ставили, а они уж сделали свое дело. Сырости и в помине нет.

Брубек хлопнул рукой по огромному листу бумаги, покрывавшему чуть ли не всю заднюю стену. Плакат, конечно, давно бы рассыпался, будь здесь так сыро, как раньше.

Дональд обернулся. И тотчас вспомнил, вернее, узнал изображение на плакате: неистово пылающая пасть печи, высоко поднятые руки, сжатые в кулаки, справа и слева растущие из туловища печи; бегущие, рыдающие пары и пятна плесени. На краткий миг Дональд снова ощутил непостижимо яростное отвращение, сразу признав это тем, чем оно, собственно, и было воспоминанием о мучительном впечатлении детства. Но тут же опять забыл его, Дональд был человеком, воспринимающим лишь внешний мир. В нем не было, если так можно выразиться, внутренней рутины. А ведь и внутренние случайности надо уметь вовремя схватить за хвост.

Итак, он сказал еще что-то Брубеку и пошел наверх. Удивительно было хотя и лежало на поверхности, — что во время обеда (на котором полагалось присутствовать и Августу, одетому с иголочки) отец упомянул о коммерции советнике Гольвицере. Они были приглашены к нему на soirée [18].

* * *

Роберт Клейтон, однако, не смог присутствовать на вечере у коммерции советника. Он в это время лежал в постели, чихая, кашляя и ругаясь; принимал пирамидон, пил виски без содовой, связанный с внешним миром только воронами пророка Ильи, то есть Дональдом и Хвостиком. Поскольку из-за насморка он почти ничего не видел, то даже не мог развлечься чтением; здесь уже в игру вступал Август, по вечерам читавший своему дяде отрывки из выдающегося труда графа Кромера «Современный Египет». В результате насморк заполучил не только Август, но и весь «Меттерних-клуб». Впрочем, Дональд и Хвостик этой участи избегли.

Дональд подумал было в свою очередь отказаться от посещения Гольвицера, раз отец вынужден был это сделать, сославшись на жестокую простуду. Но Роберт об этом и слышать не хотел. Дональд во что бы то ни стало должен там появиться. На этом он стоял неколебимо.

Итак, в назначенный вечер длинная «найт-минерва» снова ждала у подъезда в слабом свете роскошного фонаря; в тесной и голой прихожей слуга уже помогал Дональду надевать шубу.

Машина тронулась с легким гудением. С моста Дональд видел далекие огни, отражающиеся в изгибе канала. Потом она проехала мимо завода, погруженного в темноту, светилось только одно окно в проходной; позднее там, отдыхая между своими обходами, сидел ночной сторож.

Поездка длилась довольно долго, вверх по Вольцайле — подъем, в те годы еще высокий, «найт-минерва» взяла легко, — дальше мимо собора, потом через Грабен, где было потише, и, наконец, через Хофбург; вскоре они уже въехали, если можно так сказать, в открытое море темноты и простора, где фонари попадались лишь изредка. Дональд ощущал сегодня обычно ненавязчивый запах лавандовой воды, резкий и острый, он пробивался под шубой из выреза вечернего костюма там, где крахмальная манишка (какие еще носили тогда к визиткам) немного топорщилась на груди. Он, видимо, налил многовато «Аткинсона» на белье и носовой платок. Машина шла уже вверх по Мариахильферштрассе: эту часть Вены Дональд почти не знал. Тот, кто всегда ездит в машине с хорошо знающим местность водителем, сравнительно медленно узнает город. Дональду был известен, пожалуй, только Пратер и тот район Вены, где находилось Высшее техническое училище со всеми своими институтами.

Едва Дональд успел вылезти из машины перед большой виллой с ярко освещенными окнами, как почувствовал, что оказался совсем в другом мире, чем мир Харбахов и им подобных. Уже прибытие гостей — карета подъезжала за каретой, а время от времени автомобиль — было шумным и фамильярным; большинство приветствовали друг друга еще на улице, а в просторном вестибюле не стояла та формальная тишина introitus