Избранное: Динамика культуры - [8]

.

Однако к сожалению, в некоторых кругах до сих пор держится устойчивое, хотя и ошибочное мнение, что между антропологией практической и антропологией теоретической, или академической, существует фундаментальное различие. Правда заключается в том, что наука начинается с ее практического применения. Физик, химик или биолог знает это назубок. Что такое применение науки и когда «теория» становится практической? Только тогда, когда она позволяет нам отчетливо зафиксировать эмпирическую реальность; другими словами, коль скоро теория истинна, она «применима» в том смысле, что может быть подтверждена опытом. Компромисс между естественным порядком событий, с одной стороны, и вмешательством в него, властью над ним человека, с другой – это единственное прочное основание для экспериментальной науки. Достаточно вспомнить, как революционные научные открытия Гальвани и Вольта, которые первоначально носили исключительно теоретический характер, впоследствии благодаря разработкам Ампера и Фарадея, Кельвина и Маркони привели к радикальному изменению нашего контроля над электричеством и эфиром. Огромные достижения современной инженерии являются закономерным результатом независимых и непредвзятых исследований природы силы, пространства и времени, получивших признание благодаря поляку Копернику, итальянцам Галилею и Торричелли, французу Декарту, англичанину Ньютону, голландцу Гюйгенсу и немцу Лейбницу. Точно так же, как нельзя найти ни единого аспекта физической теории, который не имел бы отношения к обычной инженерии, так и в случае социальной инженерии можно утверждать, что она попросту является эмпирическим аспектом социальной теории.

Таким образом, научная антропология должна быть практической. Отсюда тотчас следует заключение: ученый-антрополог должен быть антропологом, изучающим изменяющегося туземца. Почему? Потому что первобытная культура, существующая сегодня, не изолирована, но находится во взаимодействии и в процессе изменения. До тех пор, пока вообще предпринимаются попытки ее реконструкции, они должны опираться на то, что может быть изучено в настоящем. Побочным продуктом наблюдения станет теоретическая и конструктивная дискуссия о ходе или направленности изменений. Самая суть истории заключается в том, что у нее наряду с прошлым есть и будущее. В то время как антропология очень часто служила бегству от действительности в экзотику, история зачастую оставалась щитом для тех, кто предпочитал действующей, живой традиции умершее и погребенное прошлое. Антикварная и романтическая тенденция сравнительно с тенденцией ретроспективной и реконструирующей часто бывает не чем иным, как стремлением уйти от реальных проблем. В естественной науке исследователь ищет фундаментальные силы – механические, химические, электромагнитные – в значительной степени для того, чтобы в будущем поставить их на службу человеку. В социологии по крайней мере столь же важны критерии уместности, силы и жизнеспособности. В какой-то момент мы осознаем это, и тогда мы видим, что антрополог, стоящий перед исследованием культурных изменений, в конечном итоге не может избежать крупных практических проблем, относящихся к области государственного строительства в колониях{18}.

Область культурных изменений такова, что заключенные в ней теоретические проблемы невозможно отделить от практических. Практик заинтересован в изучении культурных изменений: администратор – с точки зрения политического и законодательного регулирования, миссионер – в аспекте изменения религии и морали, поселенец и предприниматель – в отношении возможностей трудовой деятельности, туземного производства и потребления. Побуждения и интересы европейцев, занятых в государственном управлении, в трудовой деятельности или в сфере бескорыстного обучения и проповедования Евангелия, конечно, непосредственно не связаны с наукой, но они очевидно внутренне присущи ситуации, сложившейся сегодня в Африке и в других регионах. Но дело не только в этом; можно показать, что бо́льшая часть интересов и побуждений тех агентств, что заняты в Африке практической деятельностью, могут быть сформулированы в виде проблем, далеко не во всем отличных от тех, какими занят социолог. Золотоискателю, желающему быстро «сорвать куш» и затем сбежать с ним, не обязательно беспокоиться о том, к какому сильному озлоблению туземного населения, недоверию к европейцам, расовой ненависти или даже серьезному экономическому разорению приведет его деятельность. Поселенцу же, который думает о будущих временах и о грядущих поколениях, необходимо постоянно помнить о тех проблемах, что могут появиться в расовых отношениях в будущем, ему придется избегать нанесения серьезных оскорблений или даже обид черным соседям его собственных, белых, детей. Вопросы о состоянии здоровья туземцев или даже о выживании африканских племен, об упорядоченной общинной жизни, которая постепенно вырастает на фоне хаоса, порожденного распадом племенного уклада; проблемы того, как могут определенные изменения в туземных законах привести к серьезным нарушениям в правовом регулировании, в какой степени, в соответствии с лучшими намерениями европейцев, необходимо снизить значимость половой морали в туземной жизни, – все это в равной степени интересует и социолога, и практика.