Избранное - [67]

Шрифт
Интервал

На третий день Марта принесла от Сабина письмо, полное отчаяния. Он решил, что она заболела, и горько сожалел, что не может встать с постели и заняться ее лечением.

— Я сейчас приду, — сказала она Марте.

Не бросать же Сабина только потому, что она не в духе и переутомилась.

Сабин сидел в кресле, не сводя глаз с двери, и Вера почувствовала, что напряжение последних дней спадает, уступая место волнующему чувству ожидания. Может быть, придет Пинтя. Может быть, он приходил вчера, а сегодня находится невесть где. Ей мерещилась у окна его высокая, чуть неуклюжая фигура, которая при первом же движении обретала необыкновенное изящество. В воздухе витал его голос, и только сейчас, вспоминая о нем, она улавливала нежную мелодию, немного однообразную, но задушевную. Скорее всего, в тот вечер он вел себя так, как ведет себя с любым другим человеком, и жалость ни при чем. Разве лучше было бы сохранять подчеркнуто почтительное расстояние перед лицом несчастья, перед лицом человеческой неполноценности? Коротко коснуться ее руки, как руки прокаженного? Нет, в его поведении не было милосердия, он вел себя просто как интеллигентный, воспитанный человек.

Сабин все выпытывал, чем он провинился перед ней и почему она не приходила к нему целых три дня.

— Ты думаешь, мне еще долго осталось жить и я могу терять время на твои капризы? Мне отпущены считанные дни, и я не хочу, чтобы ты у меня украла хоть один из них.

— Это новый доктор внушил вам такой вздор?

Вот подходящий предлог, чтобы выяснить, бывал ли он здесь, придет ли еще. Слова Сабина звучали, как невинный шантаж, позволительный сентиментальному старику.

— Октав? Он клянется, что через месяц мы будем с ним прогуливаться под руку. Но я тоже в некотором роде врач и прекрасно знаю свое состояние. Речь идет о днях или неделях, Вера. Так и запомни, потому что я никогда больше не буду говорить на эту тему. Точка.

А что, если Сабин прав? Что, если это не наивное притворство ради того, чтобы видеть ее как можно чаще? Да, она будет приходить, даже если этот Октав (имя звучит красиво, оно ему больше подходит, чем Пинтя) тоже будет заглядывать.

— Я просил Октава больше никогда ко мне не приходить.

«Кого? Бог ты мой, кого он просил не приходить?»

— Он убежден, что через месяц мы будем гулять по саду и на улице, — тихо продолжал Сабин. — Он уверен в своем методе лечения, но я знаю, чего стоит лечение, если механизм изношен и нельзя заменить колесики. Для такого механизма любая смазка бесполезна. Я просил Октава больше не навещать меня.

— Как же так, Сабин! Он мог бы чем-нибудь помочь. Вы же сами говорили маме, а потом мне, что нет ничего хуже, чем капитулировать перед болезнью!

Старик долго молчал и сказал, глядя на нее своими выцветшими глазами:

— Если ты здесь с ним встретишься, ты опять перестанешь ходить ко мне. Я знаю, что ты из-за него не заглядывала. А коль скоро он может посещать меня только в вечерние часы… Не расстраивайся. Для такой болезни, как моя, моральный фактор ценнее любого лечения. Мне лучше от твоего присутствия.

«Он никогда больше не придет, — сразу подумала Вера. — Сабин прогнал его, и я его больше не увижу. Будто проваливаюсь в бездну. Что со мной происходит? Откуда такая потребность видеть этого сердобольного человека?! Нет, нет! Минутное безумие. Оказывается, я все-таки нуждаюсь в сострадании, хотя была убеждена в обратном, хотя страшно злилась все эти дни. Видимо, я действительно нуждаюсь в сострадании, я слишком одинока. И, несомненно, он приносил облегчение Сабину или мог бы облегчить его страдания. Из-за меня он его прогнал. Я не должна этого допустить. Даже если сейчас я обманываю себя, если я хочу его видеть, ради себя, не ради Сабина, я немедленно положу конец этому недоразумению».

— Простите, Сабин, но я этого допустить не могу. Будет приходить и он, я тоже буду приходить, но в другое время, после обеда; все равно я немного утомлена и не могу просиживать весь день за пейзажами. Какой у него номер телефона? Я его вызову.

— Там, на столике.

Сабин не противился. Если Вера будет навещать его каждый день, пусть хоть десяток врачей являются.

«Я сейчас услышу его голос, проверю, такой ли он приятный, каким казался. Вызову его и уйду через десять минут. А может быть, лучше остаться и доказать ему, что сквозь панцирь, который я себе создала, не проникает ни крупинки жалости? Нет, уйду, пожалуй. Телефон все звонит и звонит. Звонит, как в пустом доме».

— Никто не берет трубку. Он живет один?

— Нет, с сестрой. Вероятно, никого нет дома.

А звонок весело звенит, будто радуясь возможности вволю назвониться, и никто его не прерывает.

— Вызовите его сами утром, Сабин.

В комнате стоит такая тишина, что хочется крикнуть. Говорить больше не о чем, слова, мысли иссякли. Вера чувствует себя усталой, опустошенной. Надо бы что-нибудь рассказать Сабину, предложить отвести его с кресла в постель, как-то заполнить время. Но у Веры не хватит сил сдвинуть его с места, это бы отлично сделал Октав — у него движения точнее и легче, чем у Марты, которую надо сейчас позвать.

Вечер тянется долго, словно гладкое, пыльное, темное шоссе, по которому тащишься черепашьим шагом и которое никуда не ведет. Сабин дремлет, но стоит ей подняться, как он вздрагивает, клянется, что ему вовсе не хочется спать, просит остаться еще. В конце концов он крепко засыпает, Вера гасит свет и тихо выскальзывает из комнаты.


Еще от автора Лучия Деметриус
Повести и рассказы писателей Румынии

Книга предлагает читателям широкое полотно румынской прозы малых форм — повести и рассказы, в ней преобладает морально-психологическая проблематика, разработанная на материале далекого прошлого (в произведениях В. Войкулеску, Л. Деметриус), недавней истории (Д. Богзы, М. Х. Симионеску, Т. Балинта) и современности (Ф. Паппа, А. Хаузера).


Рекомендуем почитать
«Я, может быть, очень был бы рад умереть»

В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.


Железные ворота

Роман греческого писателя Андреаса Франгяса написан в 1962 году. В нем рассказывается о поколении борцов «Сопротивления» в послевоенный период Греции. Поражение подорвало их надежду на новую справедливую жизнь в близком будущем. В обстановке окружающей их враждебности они мучительно пытаются найти самих себя, внять голосу своей совести и следовать в жизни своим прежним идеалам.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Площадь

Роман «Площадь» выдающегося южнокорейского писателя посвящен драматическому периоду в корейской истории. Герои романа участвует в событиях, углубляющих разделение родины, осознает трагичность своего положения, выбирает третий путь. Но это не становится выходом из духовного тупика. Первое издание на русском языке.


Про Соньку-рыбачку

О чем моя книга? О жизни, о рыбалке, немного о приключениях, о дорогах, которых нет у вас, которые я проехал за рулем сам, о друзьях-товарищах, о пережитых когда-то острых приключениях, когда проходил по лезвию, про то, что есть у многих в жизни – у меня это было иногда очень и очень острым, на грани фола. Книга скорее к приключениям относится, хотя, я думаю, и к прозе; наверное, будет и о чем поразмышлять, кто-то, может, и поспорит; я писал так, как чувствую жизнь сам, кроме меня ее ни прожить, ни осмыслить никто не сможет так, как я.


Спорим на поцелуй?

Новая история о любви и взрослении от автора "Встретимся на Плутоне". Мишель отправляется к бабушке в Кострому, чтобы пережить развод родителей. Девочка хочет, чтобы все наладилось, но узнает страшную тайну: папа всегда хотел мальчика и вообще сомневается, родная ли она ему? Героиня знакомится с местными ребятами и влюбляется в друга детства. Но Илья, похоже, жаждет заставить ревновать бывшую, используя Мишель. Девочка заново открывает для себя Кострому и сталкивается с первыми разочарованиями.