Избранное - [14]

— Сын мой, ты видел девушку, о которой я тебе говорил и на которую мы возлагаем свои надежды. Ты теперь образованный человек, врач. С детства ты был разумным и понятливым, всегда серьезно смотрел на жизнь, и я прошу тебя хорошенько подумать, прежде чем ты мне ответишь. Подходит ли тебе эта девушка? Будете ли вы счастливы? Брак заключается один раз в жизни и не расторгается. Она всегда будет тебе женой, как родители, данные тебе богом, вечно пребудут родителями.

Эгон помолчал минутку, потому что так было нужно, посмотрел на дрожащую руку отца, которой тот придерживал очки, на его разбитые ботинки со шнурками, на широкую седую бороду, которая тоже, казалось, слегка вздрагивала на его груди, и, открыто взглянув ему в глаза, твердо произнес то решение, которое было принято им сразу же:

— Да, папа, я сознаю всю ответственность, которую возлагает на меня брак. Я хочу взять в жены Минну Зоммер и уверяю тебя, что… — Он хотел сказать, что она ему не противна, но без колебаний произнес: — Ценю ее и буду с ней счастлив, а она будет счастлива со мной.

— Мы с твоей матерью всегда понимали друг друга. И ты, мой единственный сын, знаешь, что в нашем доме царит согласие.

Сын снова ясными глазами посмотрел на отца.

— Обещаю тебе, отец, что последую твоему примеру.

Отец положил руку на голову сына, и разговор был закончен.

На другой день оба Таубера в черных костюмах отправились к Зоммеру. Сын поддерживал отца под руку, стараясь прикрыть потертый локоть отцовского сюртука. Эгон торжественно попросил руки Минны, не мигая, выслушал наставления старика Зоммера, склонился под его отеческое благословение и подарил невесте самую светлую, самую ослепительную из своих улыбок. Было решено, что первое время после свадьбы молодые будут жить вместе с семейством Зоммер: в их распоряжение отводился целый этаж.

На деньги Минны Эгон сразу же намеревался начать строительство особняка в том огромном саду, который дали за ней в приданое. У Зоммера возникали на этот счет кое-какие опасения, но спокойная уверенность, с какой его зять смотрел в будущее, переубедила его. Эгон, никому об этом не говоря, мечтал обставить дом роскошной массивной мебелью, какую видел у своего профессора в Вене, и купить ее намеревался тоже в Вене, желая как можно скорее преобразить комнаты, набитые дешевыми безделушками, картинами, ковриками, подушечками и салфетками, собственноручно вышитыми Минной.

Свадьбу праздновали пышно. Приглашены были многочисленные друзья Петера Таубера, друзья Вильгельма Таубера и друзья семейства Зоммер. По дороге из собора в дом невесты все приглашенные разбились на группки и каждая держалась особняком, с недоверием поглядывая на остальных, так как принадлежали они к разным кругам, и точно так же вели себя в городке. Веселья не было, не было и разгула. Эгон дежурной улыбкой улыбался друзьям молодой жены, был сдержан и торжествен и за обедом вел себя так церемонно, словно все еще стоял перед алтарем при звуках органа. Иметь друзей дома, которые потом станут бесплатными пациентами, ему не хотелось, заводить случайные знакомства не хотелось тем более.

Гости скоро разошлись, молодожены удалились в свои комнаты и того раньше. Молодой супруг на минуту задержался на балконе, выходившем в сад, не желая стеснять жену и дать ей возможность раздеться. Тут он впервые вспомнил Мици, которой сам так ни разу и не написал (письма же от нее перехватывала его мать). Закурив одну из немногих в своей жизни сигар, к которым он прибегал лишь в минуты крайнего волнения, он увидел мысленным взором черные блестящие глаза своей бывшей возлюбленной, каштановые завитки на лбу, подвижную, тонкую стройную фигурку. Ему послышался ее звонкий смех, заглушавший бульканье картошки в котелке, когда она с его разрешения приходила к нему по субботам и хозяйничала в его каморке, ее щебетанье, стук каблучков по деревянному полу, звон ее бесчисленных бус, когда она наклонялась над тазом, стирая его носки, тепло ее объятий, ее слезы при расставании.

Он бросил окурок в траву и долго смотрел, как постепенно меркнет огонек, потом, вздрогнув от ночной прохлады, вошел в заставленную мебелью комнату, увешанную салфетками с маками и васильками, вышитыми той, что ждала его, спрятав лицо в подушки, немного стыдясь и немного волнуясь, почему ее муж не торопится к ней.

На другой день утром Эгон проснулся первым и с минуту разглядывал пухлую, белотелую женщину, спавшую рядом с ним. Ночью ему снилась Вена, он сдавал трудный экзамен и одновременно наблюдал за постройкой большого здания. Только стряхнув с себя остатки сна, он вспомнил вчерашний свадебный пир, неприятный прокуренный воздух нижних комнат, запахи кухни, вина, духов, вспомнил, кто эта женщина, лежащая возле него. Эгон не знал — встать ли ему или дождаться, пока она не проснется. Если он встанет, то что ему делать одному в чужом доме? К счастью, Минна проснулась, открыла глаза, улыбнулась, слегка опустив ресницы, словно застыдившись, и подставила ему лицо для поцелуя.

Потом она, как и всякая рачительная хозяйка, принялась энергично выбивать на подоконнике подушки, стирать с мебели пыль, суетливо бегая по комнате, и все это со значительным, почти торжественным видом.