Избранное - [167]

И все, кто побывал в ее юрте, приглашали Дого в гости, если она будет в городе.

Ойдов сидел за рулем. Он изредка поглядывал на Дого в укрепленное над ветровым стеклом зеркальце. Кажется, она довольна: то и дело выглядывает из окна кабины, вытянув шею. Они преодолели несколько сопок, покрытых кустарником. Ойдов снова взглянул на свою соседку и увидел, что по щекам ее катятся крупные слезы. «Может, это капли пота? Да нет, ресницы мокры от слез. Видимо, что-то взволновало ее, вот и плачет. Сделаю вид, что ничего не заметил, и попытаюсь отвлечь ее от грустных мыслей», — решил он и прибавил скорость. Снова искоса взглянул на Дого: плачет пуще прежнего, слезы дорожками сбегают по щекам. «Может быть, она устала и нужно передохнуть?» — подумал он. А вслух сказал, не отрывая взгляда от дороги:

— Если устали, давайте остановимся. — И снова взглянул в зеркальце. Дого молча покачала головой.

Она старалась сдержать слезы, чтобы не привлекать внимание Ойдова, не беспокоить его зря, но не могла справиться с собой. Дого не стыдилась своей печали, но зачем показывать ее чужим людям? Эта ровная, расстилавшаяся перед ней дорога рождала грустные воспоминания. Она подумала, что и сын ее ехал когда-то вот так же по этой дороге, и горькие слезы полились сами собой.

Десять лет прошло с той поры. Это была зима года Обезьяны. В тот год было много снега. Говорили, что летом будет засуха, а зимой — белый дзут. Скот отощал, мало осталось овец в загонах, ягнят на привязи. Все соседние айлы объединялись, соединяли свои стада и перегоняли их на богатые пастбища. Дамиран объединился с Сандагом, поставившим свою юрту немного севернее. Раз пять меняли они место, пока наконец не остановились на зимовку.

Навоз смерзся, верхушки травы покрылись инеем, буря с утра до вечера била зарядами снега. Обе семьи вместе поправили загоны для скота, работали не покладая рук, все мысли были только о скоте. Когда начались самые сильные морозы, Сандаг во время пурги потерял табун, половина овец пала. У Дамирана вообще было мало скота, но дзут не брезгует и малым: в ту зиму пали годовалые ягнята и козлята. Когда дзут погубил у него половину стада, Сандаг с горя даже перестал выходить из юрты. Шатался от стены к стене без дела и все вздыхал: «Вот так и уходит родительское добро» — и кидал косые, сумрачные взгляды на серое, неприветливое небо. Теперь он уже не выходил к скоту, не чистил мерзлый навоз — сидел в юрте, тупо уставясь перед собой остекленелым взглядом. Вся работа свалилась на плечи Дамирана и Дого. Пусть они лишились своего скота, но разве можно допустить, чтобы он погиб и у соседей! И они выгоняли на пастбище скот Сандага — соседи же!

Однажды, когда ранние длинные тени от островерхих гор протянулись через всю долину, Дого погнала овец к дому. Дул резкий ветер. Невозможно описать, как намерзлась она за день на пастбище, казалось, все тело окоченело. И овцы спешили в загон, торопливо шли друг за дружкой, козы прижимались боками, пряча головы, и тоже шли вереницей, как муравьи. По плотному снежному насту неслись пушинки караганы.

Дого подгоняла овец, поднимала упавших, брала на руки замерзших… Домой приходила, когда первые звезды загорались на небе. И так почти каждый день. Этот вечер был совсем обычным. Дого приближалась к дому, она уже ощущала запах кизячного дыма и, казалось, видела огонь, чувствовала, как в лицо пахнуло жаром. Она смахнула иней, опушивший шапку. Стоило Дого увидеть родную юрту, когда она в конце трудного дня возвращалась с пастбища домой, и она ощущала с новой силой и голод, и холод. Даже овцы поспешно сбились в углу загона, как бабки — в одну кучу.

Справа виднеется большая юрта Сандага, слева — маленькая Дамирана. Из тоно большой юрты вьется дымок, разносимый свежим вечерним ветерком. А маленькая юрта, как они покинули ее утром, так и стоит холодная, неуютная, с наполовину закрытым дымником.

Дого подошла к юртам, с трудом переставляя окоченевшие ноги, и вдруг заметила на снегу следы колес. Тут явно проехала машина: на снегу остались четкие следы шин. Дого вспомнила, что сегодня, когда была на пастбище, слышала далекие звуки мотора. «Может быть, это знакомые Сандага?» — подумала она и решила, не заходя в свою юрту, заглянуть к Сандагу, узнать, кто приехал. Навстречу ей из юрты вышла жена Сандага. Видно, она почти не выходит из юрты — на ней старый ватный халат, на голове простой полотняный платок. Женщина направилась к корзине с аргалом, но вдруг повернулась и многозначительно посмотрела на Дого. «Что случилось? Наверняка что-то очень важное», — подумала Дого.

— Ну, загнала овец? Хорошо. А тебя с радостью! Сын твой приехал.

Услышав это, Дого резко остановилась, она словно растеряла все слова.

Жена Сандага с улыбкой прищурила большие желто-зеленые глаза.

— К нам иди!

Дого следом за ней направилась к юрте, незаметно для себя она ускорила шаг и наконец почти побежала. На залубеневшем от мороза лице сияла улыбка. «Приехал, сынок приехал! Не мог меня дождаться! Нетерпеливый он. Не усидел дома, побежал к соседям». Она летела как на крыльях — так хотелось поскорее обнять сына, прижать его к сердцу, поцеловать родное лицо. Ведь они так давно не виделись! В очаге горел огонь, потоки тепла коснулись лица Дого.