Избранное - [55]
Дожидаясь конца экзаменов, они горячо обсуждают, что важнее: немецкий язык или латынь, спорят так, будто сами собираются завтра же сесть за парту…
Пообедав в ресторанчике, отправляюсь домой в надежде отдохнуть и узнаю от квартирной хозяйки, что меня уже разыскивал некий господин.
— Ах, вот и он!
За мной по ступенькам поспешно семенит бодрый старичок, молодцевато расправив грудь в старом, поношенном пальтишке.
— Отставной капитан Блынду, — сообщает он, задыхаясь, и протягивает мне руку.
У него сильная одышка, лицо серое, землистое, усталое.
Приглашаю его в комнату, предлагаю стул.
— Спасибо, — говорит он, еле ворочая языком.
Из груди у него вырывается астматический клекот, свист, шипение — эти осенние туманы просто сведут его в могилу.
— Господин учитель, мой сын учится у вас в седьмом классе… — Знакомая песенка, все так начинают.
— Ремус? — уточняю я.
— Так точно, Ремус. Я буду вам чрезвычайно, так сказать, признателен, если вы переведете его…
— Никак невозможно. Он совершенный невежда.
— Сам не понимаю… учит, учит… не понимаю… Но я был бы чрезвычайно… пожалуйста, в последний раз…
Он опускает глаза и совершенно сникшим голосом жалуется:
— У меня их восемь. Четверо в начальной школе, двое в лицее, одна в коммерческом училище, другая в учительской семинарии… Я мечтал, что после лицея Ремус изучит право и… Знали бы вы, как мне тяжело приходится…
Старик молчит. Я тоже.
Я хорошо помню его сына, заносчивого, самодовольного, с брезгливой миной мальчишку, одетого всегда с иголочки, пустослова и крикуна, сравниваю с этим астматическим, тихим старичком в потертом, заношенном пальтишке.
— Живется вам трудно, а лишние деньги тратите: одевать мальчика по последней моде вовсе не обязательно.
— Разве это я? Ах, господин учитель, все жена. Она души в нем не чает, прочит блестящую карьеру. Не спорить же с ней? Вы женаты?
— Нет.
— Женитесь, тогда узнаете.
После ухода отставного капитана Блынду ко мне, почти не стучась, врывается расфуфыренная энергичная женщина и без приглашения плюхается на стул. Я едва успеваю выхватить из-под нее галстук. Комната тут же наполняется одуряюще сладостным запахом духов.
— Ну и высоко вы забрались, господин учитель, — говорит она таким тоном, точно мы с ней давние друзья.
Слово «учитель» она произносит кокетливо, нараспев. Судя по всему, кокетство она пускает в ход часто, как испытанное и верное средство. Все более убеждаюсь, что это какая-то здешняя львица. В прежние времена она была, очевидно, вхожа даже в кабинеты министров, с тех пор у нее остались несколько развязные манеры и умение скрывать возраст под слоем румян.
Она извлекает из сумочки длинную сигарету.
— Вы курите?
— Нет.
— Боже, какой вы милый. Будь у меня дочь, лучшего жениха для нее и не сыскать.
Она прищуренным взглядом окидывает комнату, несколько задерживаясь на неприбранной постели, скользит дальше, уже не удивляясь ничему: грязное полотенце висит на гвозде, у дверей ремень, на котором я правлю бритву…
— И долго вам пришлось бегать в поисках этой голубятни? — спрашивает она лукаво. — Зачем вы забрались на такую верхотуру? Хотите быть ближе к небу?
— Здесь спится лучше.
— Вы увлекаетесь нецивилизованными народами? — спрашивает она, скользнув взглядом по портретам на стене.
— Нет.
— Это не папуасы?
— Нет. Это Ибсен и Стриндберг. Писатели.
— Да? Как же! Как же! Я читала! Где вам удалось достать такие чудные портреты? Я ни у кого таких не видела. Помню, сколько пролила я слез школьницей над романом Стриндберга «Идиот».
— «Идиотом» Стриндберга увлекались многие, — подтверждаю я. — И еще «Гамлетом» Ибсена.
— Этого я тоже читала.
— Забавно.
— Еще бы. Я хохотала до истерики. Ну, бог с ними, с писателями… — говорит она, чувствуя себя на литературной почве не слишком уверенно. — О них хорошо беседовать зимой у камина или летом на пляже… Неужели и вправду нельзя было подыскать комнату не на чердаке? Вы человек приличный, с положением… — с укоризной говорит она и стряхивает пепел.
— Искать комнату хлопотно. Мне и эта подходит…
— Поручите это мне, я подыщу уютное гнездышко…
— ?..
— Нет, нет, вы не подумайте, я обожаю холостяцкие комнаты. Здесь такой поэтический беспорядок, такая непритязательная мебель…
— За порядком следит прислуга, а мебель подбирала хозяйка.
Она гасит сигарету, громко защелкивает сумочку и переходит на серьезный тон:
— Господин учитель, заверяю вас, если бы не некоторые обстоятельства, я не стала бы вас беспокоить. — В слово «беспокоить» она вкладывает весь сарказм, на который только способна. — Надеюсь, вы догадываетесь, о чем речь?..
— Догадываюсь.
— Тогда, сделайте милость, избавьте меня от необходимости просить. Вы переводите моего сына в следующий класс, я везу его в Бухарест и устраиваю в более приличную школу.
Я, кусая губы, чтобы не рассмеяться, смотрю на нее в упор и думаю: «В более приличную, это в какую же?»
— Никак не могу, — говорю я.
— Невозможного нет. Все возможно. Важно желание.
— По письменной работе ваш сын получил тройку с натяжкой. На устном стоял как истукан и молчал. Кроме меня, были еще три учителя, инспектор.
Разглядывая пальцы, унизанные кольцами, она бормочет как бы про себя:
Роман повествует о жизни семьи юноши Николаса Никльби, которая, после потери отца семейства, была вынуждена просить помощи у бесчестного и коварного дяди Ральфа. Последний разбивает семью, отослав Николаса учительствовать в отдаленную сельскую школу-приют для мальчиков, а его сестру Кейт собирается по собственному почину выдать замуж. Возмущенный жестокими порядками и обращением с воспитанниками в школе, юноша сбегает оттуда в компании мальчика-беспризорника. Так начинается противостояние между отважным Николасом и его жестоким дядей Ральфом.
«Посмертные записки Пиквикского клуба» — первый роман английского писателя Чарльза Диккенса, впервые выпущенный издательством «Чепмен и Холл» в 1836 — 1837 годах. Вместо того чтобы по предложению издателя Уильяма Холла писать сопроводительный текст к серии картинок художника-иллюстратора Роберта Сеймура, Диккенс создал роман о клубе путешествующих по Англии и наблюдающих «человеческую природу». Такой замысел позволил писателю изобразить в своем произведении нравы старой Англии и многообразие (темпераментов) в традиции Бена Джонсона. Образ мистера Пиквика, обаятельного нелепого чудака, давно приобрел литературное бессмертие наравне с Дон Кихотом, Тартюфом и Хлестаковым.
Один из трех самых знаменитых (наряду с воспоминаниями госпожи де Сталь и герцогини Абрантес) женских мемуаров о Наполеоне принадлежит перу фрейлины императрицы Жозефины. Мемуары госпожи Ремюза вышли в свет в конце семидесятых годов XIX века. Они сразу возбудили сильный интерес и выдержали целый ряд изданий. Этот интерес объясняется как незаурядным талантом автора, так и эпохой, которая изображается в мемуарах. Госпожа Ремюза была придворной дамой при дворе Жозефины, и мемуары посвящены периоду с 1802-го до 1808 года, т. е.
«Замок Альберта, или Движущийся скелет» — одно из самых популярных в свое время произведений английской готики, насыщенное мрачными замками, монастырями, роковыми страстями, убийствами и даже нотками черного юмора. Русский перевод «Замка Альберта» переиздается нами впервые за два с лишним века.
«Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском» — книга Евдокима Тыртова, в которой собраны воспоминания современников русского императора о некоторых эпизодах его жизни. Автор указывает, что использовал сочинения иностранных и русских писателей, в которых был изображен Павел Первый, с тем, чтобы собрать воедино все исторические свидетельства об этом великом человеке. В начале книги Тыртов прославляет монархию как единственно верный способ государственного устройства. Далее идет краткий портрет русского самодержца.
Горящий светильник» (1907) — один из лучших авторских сборников знаменитого американского писателя О. Генри (1862-1910), в котором с большим мастерством и теплом выписаны образы простых жителей Нью-Йорка — клерков, продавцов, безработных, домохозяек, бродяг… Огромный город пытается подмять их под себя, подчинить строгим законам, убить в них искреннюю любовь и внушить, что в жизни лишь деньги играют роль. И герои сборника, каждый по-своему, пытаются противостоять этому и остаться самим собой. Рассказ впервые опубликован в 1904 г.