Наконец он что-то услышал. Сначала девушка вздохнула, наверное во сне, потом пробормотала пару фраз. Ему удалось разобрать сказанное: «И почему ты все время худеешь, слабеешь?.. Если ты несчастен, могу ли быть счастлива я?»
От этих слов он испытал настоящую боль. На душе возникло странное ощущение: не поймешь, чего в нем больше — сладости, горечи или остроты. Весь его порыв быстро улетучился, остался он сам — печальный и смятенный. Он припомнил все, что случилось, подумал и о том, что заставило его стоять глубокой ночью здесь, у девичьего окна. Несколько раз повторив про себя только что услышанные слова, он испугался, что опять потеряет власть над собой, и побежал обратно, в свою каморку. Слезы дождем лились из глаз, но он не смог бы ответить, что это — слезы признательности или мольба о снисхождении. Быть может, он оплакивал самого себя.
Погрузившись в глубокое раздумье, он всю ночь не смыкал глаз. Противоречивые мысли роились в его голове; в конце концов он принял решение немедленно вернуться к себе в Яншупу.
На следующий день, едва рассвело, он спустился по лестнице и ушел из дома, оставив на столе письмо для Ли Лэна и его сестры.
Он решил никогда больше не видеться с семьей Ли.
На краю черного, словно лакированного, неба мерцали две-три звезды, на землю падали редкие капли дождя. Осенний ветер заставлял людей поеживаться от холода. В этот вечер одна из улиц китайской части Шанхая выглядела по-особенному: в девять часов с тротуаров исчезли пешеходы, закрылись двери лавок, даже людских голосов не было слышно. На всей длинной улице можно быть увидеть лишь двух полицейских с винтовками, расхаживающих взад и вперед, пряча головы в воротники.
Лишь эти двое знали, и то не до конца, о причинах возникновения такой ситуации. Собственно говоря, им было известно только, что в городе Шанхае вводится военное положение, но если бы их спросили, почему и зачем, они смогли бы сказать одно: «Чтобы помешать партии красных бунтовать». В наставлениях командования говорилось лишь об этом. Еще меньше было известно хозяевам лавок: господа полицейские пришли к ним и велели запереть двери, вот они и заперли. Они хорошо запомнили высший принцип Поднебесной: того, кто не слушается полицейских, штрафуют. А кому же хочется платить штраф!
Тем не менее и среди лавочников нашлось несколько умудренных опытом старцев, занявшихся анализом этой необычной ситуации. Разумеется, их рассуждения не допускали и тени сомнения, поскольку даже последние глупцы знали, что в городе Шанхае приказы начальства являются истиной в последней инстанции и пересмотру не подлежат. Их анализ, по существу, был лишь комментарием к распоряжениям полицейских, основанным на предшествующем опыте. Вот говорят, что «красная партия» собирается бунтовать, а что это за «красная партия»? Наверное, это та самая «ревпартия», которая свергла Цинскую династию[13] и велела всем отрезать косы! Только в те времена ревпартийцы, помнится, ходили в белом, почему же теперь их зовут «партией красных»? Тогда распевали частушку: «Великую Цин переделывают в Великую Хань[14], заставляют отстригать косы, а сами у всех на глазах прислуживают иностранцам…» Но теперь говорят, что «партия красных» хочет бить иностранцев, значит, «партия красных» и «ревпартия» не одно и то же. Только надо помнить, что все совершающееся сейчас уже бывало в старые времена. Ну да, конечно же! «Партия красных» — это, наверное, то же самое, что «длинноволосые»[15]. «Длинноволосые» обвязывали головы красными лентами, к тому же слово «красный» можно произносить «хун», предводителя же «длинноволосых» как раз звали Хун Сюцюань. Следовательно, «партия красных» и есть «длинноволосые»! А если снова появились «длинноволосые», значит, в Поднебесной будет большая смута, простой народ ожидают великие бедствия. Помните телеграмму маршала У, который уподобляет себя Гуаню и Юэ[16]? «Красная опасность распространяется повсюду. Срединная равнина бурлит, народу грозит истребление…» Дойдя в своих размышлениях до этого пункта, озабоченные судьбами страны старцы обычно роняли несколько старческих слез.
Но как бы то ни было, в Китае, где «красная опасность распространяется повсюду», Шанхай оставался своего рода райской обителью. Хотя несколько лет назад его задели междоусобные войны, ущерб от них был не так уж велик. В этом городе есть подвластные иностранцам концессии, а кроме того, в нем стоят войска командующего Сунь Чуаньфана, который из города Золотого холма[17] управляет пятью провинциями. Под его благодатной защитой простой люд все-таки может спокойно заниматься своим делом. Очень может быть, что именно этот почтенный человек станет тем «истинным Сыном Неба», который уничтожит «длинноволосых», успокоит Поднебесную и взойдет на Драконов трон. Тут озабоченные старцы успокаивались и шли себе спать.
Хуже приходилось господам полицейским, находившимся в ночном дозоре. Хотя ими тоже правил будущий «истинный Сын Неба», главнокомандующий войсками пяти провинций, тем не менее они не скрывали своего недовольства: другие сейчас сладко дрыхнут под одеялами, а они мерзнут на этой пустой улице. И за какие грехи послали их в этот чертов ночной дозор?