Избранное - [29]

Жена не очень верила доктору, зато верила мать. Сам же Вэньсюань и верил, и сомневался. Но как бы там ни было, доктор успокоил всех троих. Постепенно Вэньсюань пришел к выводу, что китайские врачи имеют какой-то опыт. «Лечили же они больных еще несколько тысячелетий тому назад», — утешал он себя. В душе появилась маленькая надежда. Тень смерти отступила.

Шушэн пошла за лекарством, а мать приготовила все необходимое, чтобы сын мог его принять. Приняв лекарство, он заснул, но дышал с трудом и чувствовал себя плохо. К вечеру жар усилился, он впал в забытье. Перед глазами все время стояла огромная черная тень, мелькали темные худые лица Тан Боцина. Они окружили Вэньсюаня и кричали наперебой: «Я умер. Я мертв». Лиц становилось все больше. Вэньсюаню стало страшно, и он бежал. Это было так трудно! Но он не мог остановиться. Вдруг он очутился на какой-то горе. Он не знал, куда идти. Вокруг было темно. Он пробирался ощупью, очень устал. Наконец он увидел свет. Это загорелись деревья, и начался пожар. Огонь все ближе подступал к нему. Загорелась одежда. Тут он закричал: «Спасите!» — и проснулся.

Он лежал на кровати, укрытый ватным одеялом, весь потный, и жалобно стонал.

— Вэньсюань, что с тобой? — Жена склонилась над ним. — Тебе плохо?

Он вздохнул, поглядел на нее, тихо проговорил:

— Ты давно с работы?

— Я не ходила. Разве я не сказала, что останусь сегодня дома?

— Я забыл. Это сон виноват. Мне приснилось, будто… моего друга сбила машина. — Ему так хотелось, чтобы это был сон.

— Друга? Какого? — удивленно спросила жена, коснувшись рукой его лба. Лоб был влажный. Жар уменьшился.

— Тан Боцина, помнишь, мы были у него на свадьбе в ресторане «Байлин»? У него жена умерла во время родов, я говорил тебе как-то об этом.

— Да, говорил. Я помню. А теперь помолчи! Ни о чем не думай. Ты себя плохо чувствуешь после такой высокой температуры. Ну, спи, — ласково уговаривала она.

— Боюсь спать, опять приснится что-нибудь страшное, — говорил он жалобно, как ребенок.

— Не приснится, не приснится, не внушай себе. Спи спокойно, я буду рядом.

— А где мама? — спросил он.

— На кухне. Спи же! Нет, подожди, я дам тебе лекарство.

Спустя немного он попросил:

— Налей чаю.

Ему не нужен был чай, просто хотелось поговорить с женой. Шушэн налила полчашки. Он приподнялся, отпил несколько глотков, поблагодарил и снова лег. Закрыл глаза, но тут же открыл, украдкой наблюдая за женой.

— Шушэн, — позвал он ее, — мне кажется, я не выздоровею.

— Выбрось из головы всякие глупости, — ласково сказала Шушэн. — Что сказал врач? Попьешь лекарства, отдохнешь, и все пройдет.

— Но ведь ты не веришь китайским врачам?

Она не сразу нашлась. Потом заметила:

— Он наш родственник и не мог солгать.

— Э, не те нынче времена, иногда приходится скрывать правду. — Вэньсюань горько улыбнулся. — Я знаю, чем болен. Я не доживу до победы. И хорошо. Пользы от меня никакой, я только обуза для вас. — Он говорил словно сам с собой, потом осекся и замолчал. В глазах стояли слезы.

Шушэн с болью в душе на него посмотрела:

— Ты не должен так говорить.

— Мать уже старая, и характер не очень хороший. Не сердись на нее, прошу тебя, она добрая, поворчит и перестанет. — Говорил он медленно и вяло.

— Ладно, — сказала она, едва сдерживая слезы, и, сев на кровать, взяла его руку в свою.

— Спасибо, теперь я усну, — проговорил он и закрыл глаза.

От тусклой лампочки было не намного светлее, чем от свечи. Больной, лежавший в постели, придавал всей обстановке в комнате еще более мрачный вид. Шушэн держала его руку в своей, с грустью смотрела на полуоткрытый рот, желтое как воск, худое лицо мужа, на убогую меблировку. Она любила его, страдала, но мозг сверлила одна-единственная мысль: «За что нам такие муки?» Хотелось крикнуть: «Это расплата за его терпение, я не могу больше…»

Она испуганно на него взглянула. Он тихо дышал. Казалось, ему сейчас лучше, не мучат кошмары. Она осторожно выпустила его руку, пощупала лоб, поднялась, потянулась. У соседей разговаривали, с улицы доносились сигналы машин. Слышно было, как крысы грызут под полом. От этого стало еще тревожней. Стены не спасали от ночного холода. Шушэн вздрогнула, накинула пальто и стала смотреть на лампочку.

Такая же тусклая, как вся наша жизнь, которая никогда не станет ярче, но и не угаснет — будет тлеть. Два-три года назад у нас еще были мечты и надежды, они давали силу терпеть, а теперь… Она не видела выхода. Начала ходить по комнате, но тут же остановилась, боясь разбудить мужа.

В это время вошла мать с кастрюлькой. Она тоже страдает, Шушэн взглянула на замученную свекровь.

— Спит? — едва слышно спросила старая женщина, и на лице ее мелькнула улыбка.

Шушэн кивнула и тихо сказала:

— Спит, и, кажется, спокойно.

— Пусть поспит, дадим лекарство, когда проснется. Поешь!

Они вместе принялись за обед. Матери совсем не хотелось есть. Шушэн было все безразлично. Она чувствовала себя такой одинокой! С трудом выдавила из себя несколько слов, чтобы поддержать разговор. «Она все терпит, привыкла, почему же я не могу привыкнуть? — корила себя Шушэн, но это не приносило ей облегчения. — Почему я всегда недовольна? Почему не могу принести себя в жертву?..»