Избранное - [26]
Он встал с завалинки и начал ходить взад-вперед, с нетерпением ожидая Митю, чтобы выпытать у него, что это за женщина.
Митя вышел минут через двадцать — без фуражки, без пиджака, ворот рубахи расстегнут, и, когда он подошел ближе, Степан увидел, что грудь у Мити такая же побронзовевшая, как и лицо, — и вздымается легко и высоко…
— Что это за женщина с тобой? — таинственным шопотом спросил он Митю.
— Это, Степан, Вера Петровна, мой хороший товарищ… Ах, Степа, сколько на свете замечательных людей! — взволнованно воскликнул Митя и торжественно обнял Степана. — А ты или дома торчишь, или за отцом ходишь, как телок. «Дичун» ты, как говорит Вера Петровна.
— Откуда она меня знает? — опешил Степан, не поняв ни взволнованного восклицания Мити, ни его нежности, и высвободился из его объятий.
— Я о тебе ей рассказывал… Она уже месяца два наблюдает за тобой.
— Да кто же она такая?
— Ишь ты, любопытный какой! — Митя лукаво заиграл добрыми глазами. — Все тебе рассказывай. Почему не поехал на Зеленый остров? Отец не пустил? Эх ты, телок мой дорогой! — Митя ласково потрепал Степана по щекам, полыхающим жаром. — Вот если бы ты слышал, что Филимонов рассказывал, — прямо замечательно! В Питере есть мастеровые — вот это, брат, народ! Орлы!.. Ну, пора спать! — оборвал Митя разговор и заторопился, услыхав в конце улицы длинный, пронзительный свисток конного городового, объезжавшего посты, и откликающиеся ему отрывистые и дребезжащие свистки стражников. — А ты никому не говори, о чем я тебе рассказывал, — тихо попросил он Степана. — И о Вере Петровне — молчок! Она рано утром уйдет. А сейчас ей нельзя: у них в доме ворота закрыты.
— Да ты расскажи, что было на Зеленом острове? — Степан весь натянулся и умоляюще схватил Митю за руку.
— Спать пора, Степа. Расскажу в другой раз. Люди скоро на работу будут собираться, а мы с тобой прохлаждаемся. Идем.
— Не хочу, — обиделся Степан.
— Ну, как знаешь. А мне сильно хочется спать. — Митя соблазняюще зевнул и пошел в хату.
Степан остался на улице и разобиделся вконец на Митю.
«Тоже, товарищ… даже друг, можно сказать. А не объяснил, что это за женщина и что было на Зеленом острове… Друг!» — Степан весь вспыхнул от горькой обиды и зашагал по дороге вдоль улицы.
С обеих сторон на него смотрели, насупившись, серые кудаевские хатенки. Большинство из них поднималось от земли не больше как сажени на полторы. Окна были почти вровень с землей, крыши редко крыты тесом, больше камышом, и давно уже почернели, в камышовых крышах свирепые ветры пробили дыры, тесовые взялись гнилью, кое-где гниль подточила и стропила, крыши перекосились, а у некоторых хатенок были перекошены и стены, и не падали только благодаря поставленным подпоркам…
Степан незаметно для себя прошел в край улицы и остановился.
Дальше протянулась огромная лощина, куда не успела еще заглянуть луна. В лощине был расположен Приреченский вокзал.
На железнодорожных стрелках, вздрагивая, мигали скупые огни сигнальных фонарей, на рельсах суетился маневровый паровоз, сердито покрикивая сиплым, срывающимся свистком.
Из Приреченска готовился к отправлению пассажирский поезд. Степан слышал, как тяжело парует мощный паровоз. А минут через десять он увидел, как прошел пассажирский поезд; простучав на стрелках и пересечениях, поезд выскочил из лощины и побежал по мосту, перекинутому через реку Хнырь.
На лбу паровоза горели три фонаря: два по бокам, а третий посередине, почти под самой трубой. Фонари были большие, круглые и яркие, как луна. Они выхватывали из темноты таинственно поблескивающие рельсы. Особенно неистово светил верхний фонарь. Степану казалось, что он вот-вот оторвется от паровоза и побежит сам по степным волнующим просторам.
«Уехать бы и мне куда, — затяжно вздохнул Степан, проводив поезд, пропавший в сумраке ночи. — Но куда поехать?»
В деревню ему и сейчас не захотелось.
«В Питер бы, — надумал Степан, — посмотреть бы, что за мастеровые в этом городе, о которых так хорошо говорил Митя…»
В Кудаевке голосисто закричали третьи петухи.
«Что такое? — вскинулся Степан. — Скоро рассветать станет, а я, как неприкаянный, торчу над яром. И не спал еще… А теперь и некогда спать, надо на работу собираться».
Степан уже не думал ни о Зеленом острове, ни о Филимонове, ни о неизвестной женщине, ни о Питере, — все его мысли сосредоточились на мастерских.
«Промордовался всю ночь, а теперь сонный заявишься на работу да и налетишь на штраф», — ругал себя Степан, с каждой минутой ускоряя шаги.
Ему все казалось, что идет он медленно, и, наконец, Степан не вытерпел, оглянулся воровато по сторонам: нет ли кого на улице, — снял фуражку, чтобы она не упала, и, подобравшись весь, побежал домой.
Глава пятая
День у Степана начинался обычно в четыре часа утра.
Прежде всего надо было наносить полную кадушку воды, которую за день опорожняли целиком. Слесариха была уже стара и не могла принести воды, а Елена, хотя была еще молодая, но после аборта болела не переставая, и тоже не могла носить воду. По дому ей было трудно работать.
Делала ей аборт бабка Шелопутиха, известная на Кудаевке знахарка и тайная шинкарка.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».