Избранное - [22]
— А здесь за ней женихи табуном будут бегать?
— Я не к тому, папашка, что здесь женихи. А к тому, что в деревне она всю жизнь будет есть чужой хлеб.
— А здесь кто ей даст?
— А здесь — люди добрые мне так говорили — она поучится, и ей будет легче, чем в деревне, свой хлеб добывать.
— Да-а! — Бесергенев всей пятерней залез в бороду. — С Зинкой, выходит, дело серьезное… А она не умрет?
— Нет, папашка, она девчонка здоровая.
— Гм… Выходит — надо подумать, маленько…
Думал Бесергенев долго, и он, наконец, понял, что Степану неохота уезжать в деревню не только из-за детей. А его и самого крепко присосал город, и тащить отсюда надо Степана на аркане, а он будет упираться на каждом шагу. В деревне же, несмотря на уверенность, Бесергенева ожидало неизвестное, над этим он не раз размышлял, и оно его немного тревожило. Сейчас Бесергеневу стало ясно, что силком тянуть Степана в деревню, где все надо начинать сызнова: на голой земле, — дело мало полезное.
Вспомнил Бесергенев и о пожаре.
«А вдруг опять такое несчастье, тогда снова всем семейством в город подаваться. В деревне где денег возьмешь?»
Ему брат сообщал в письме, что в уезде открылся банк, который в случае нужды дает крестьянам деньги взаймы. Но Бесергенев к этому сообщению отнесся подозрительно, ни за что не хотел верить, чтобы чужие люди почти безо всякой корысти дали бы ему взаймы деньги.
«Тут что-то не так…»
Не хотелось и Сергея срывать с хорошего места. Ему Сергей в этом году, как и отцу, тоже дал пятьдесят рублей.
«Ежели так дело и дальше пойдет, то Серега скоро из половых в трактирщики выйдет, — ласково, с любовью подумал он о внуке. — Тогда мы свое хозяйство враз сумеем поднять. Вся деревня будет меня уважать. Шутка ли: за полгода Серега сберег чистыми сто рублей. И одежи две пары справил… рубах сатиновых нашил… сапоги лаковые заказал».
Бесергенев весь засиял от охватившего его радостного волнения и долго разглаживал вздрагивающими руками похорошевшую бороду.
«Степана с семейством пока не нужно тревожить, — наконец, решил он. — Поеду сначала один. Осмотрюсь хорошенько, а там видно будет — кого здесь оставить, а кого в деревню забрать. Но надо, чтобы Степан собственную хату приобрел. Потом ее можно продать».
Бесергенев никак не мог примириться с тем, что Степан живет в одной хате с Митей Горшковым. Он не раз подыскивал для Степана новую квартиру и нигде подходящей хаты не находил. Одни были дорогие, другие дешевые, но в них люди казались еще более подозрительными, чем Митя Горшков, в третьих с ним почти не разговаривали, отмахивались досадно: «Какие еще тебе квартиры, не видишь, один на другом сидим!»
Внешне при Бесергеневе Митя ничем плохим не проявлял себя, наоборот, всегда разговаривал с ним почтительно, больше слушал его и почти во всем соглашался. Но, заставая Степана не раз вместе с Митей и видя, что Степан заметно меняется, Бесергенев понимал, что все это идет от Мити, и открыто, ничуть не скрывая, относился к нему враждебно…
Сейчас Бесергенев надумал обо всем этом поговорить со Степаном самым решительным образом.
— Ну вот. Ты в деревню, значит, ехать не хочешь, — начал он издалека.
— Да сам я, папашка, не прочь. — Степан, измученный долгим молчанием отца, прижал левую руку к груди, а Прагой смахнул пот с взмокревшего лба. — Главное — дети. Потому, как они…
— Перестань врать! — сурово оборвал его Бесергенев. — Слушай, что я буду тебе говорить. И слушай внимательно, ничего не упускай. Ты вот религию стал забывать. Что ты делаешь угодное богу? В церковь редко заглядываешь.
— Я, папашка, с кружкой начал ходить, — отозвался Степан, приподняв голову, которая все время у него была опущена вниз и была тяжелая и горячая.
— С какой кружкой? — удивился Бесергенев.
— На богово масло собираю… У нас в каждом цехе перед иконой лампадка. Ну вот я после каждой получки и хожу с кружкой. Деньги, значит, у мастеровых собираю. Это Митя меня научил.
Бесергенев смутился. То, что его сын стал ходить с кружкой, ему было приятно, но почему этому его научил Митя — было непонятно. Он до сих пор не забыл, как Митя в первый год приезда Бесергенева в Приреченск непочтительно отнесся к псалтырю, захлопнул его в то время, как Сергей читал «На реках вавилонских». Да и после этого Бесергенев не раз замечал, что Митя — не религиозный человек.
«Зачем же он научил Степана собирать деньги на богово масло?» — недоумевал Бесергенев.
Не мог понять сразу Митю и сам Степан, когда тот предложил ему ходить с кружкой, испугался и долго отказывался, Степан знал, что мастерового, который собирал деньги на богово масло, арестовали жандармы.
— Еще и меня угонят в тюрьму! — упирался он.
— Да за что тебя будут угонять? Ты ведь не пьяница. А тот деньги пропил. Тебе бояться нечего, — уговаривал его Митя. — А отцу ты приятное сделаешь.
Последний довод показался Степану убедительным, он успокоился и согласился.
«Что за шутовщина такая? — растревожился Бесергенев. — То псалтырь захлопывает, то учит Степана богоугодному делу. Не пойму… А Митя сам, случаем, в эту кружку руку не запускает?» — пришла ему в голову мысль, и он спросил об этом Степана.
Наташа и Алёша познакомились и подружились в пионерском лагере. Дружба бы продолжилась и после лагеря, но вот беда, они второпях забыли обменяться городскими адресами. Начинается новый учебный год, начинаются школьные заботы. Встретятся ли вновь Наташа с Алёшей, перерастёт их дружба во что-то большее?
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».