Избранное - [16]
Наконец, Порфирий осмелел и напоминающе кашлянул.
— Налить, што ль, тебе? — догадался Бесергенев.
— Пожалуй, не мешает, — осклабился Порфирий, придвигаясь к Бесергеневу поближе.
— Тебе, может, сразу полный стакан? — деловито спросил у него Бесергенев.
— Нет, я уж, Михаил Алексеич, буду, как ты, — не по цельному…
Дальше они пили молча и торопливо, наливая всяк себе. Не более как через полчаса водки в бутылке осталось только на донышке.
Бесергенев лежал на сене, задрав бороду кверху, и блаженствовал, ковыряя соломинкой в зубах.
Порфирий сидел прямо, вытянув ноги, и бодрился. После двух дней напряженной работы он ослаб от первой порции водки, но чувствовал, что сегодня ему удастся по-настоящему и обо всем, что его мучает, поговорить с Бесергеневым, и не последовал его примеру, хотя Бесергенев и его приглашал полежать маленько. Порфирий был уверен, стоит ему только прилечь — сейчас же его всего развезет и, пожалуй, чего доброго, он заснет и упустит такой подходящий момент для разговора.
— Есть там еще в бутылке? — приподнял голову Бесергенев.
— С полстакана, пожалуй, можно нацедить.
— Допивай, — покровительственным тоном разрешил Бесергенев.
— Я не хочу.
— Я тоже не хочу. — Бесергенев опустил голову, потянулся и со смаком зевнул. — Доливай, Порфишка, а бутылку дашь мне. У меня время сейчас свободное есть, я ее завтра в монопольку снесу. За нее четыре копейки заплатят. Четыре копейки на дороге не валяются. А ты допивай.
Дальше отказываться Порфирию было неловко. Он выцедил водку в стакан, но все же не выпил ее, а украдкой выплеснул на сено.
— Сейчас бы песню хорошую заиграть, — неожиданно заявил Бесергенев, приподнимаясь на локтях и по-молодому сверкнув глазами.
— А ты, Михаил Алексеич, и песни можешь играть?
— Ежели потребуется, и танцевать сумею.
— Да ну! — воскликнул пораженный Порфирий.
— Станцевать мне, ежели для дела, конешно, пара пустяков, — Бесергенев ухарски встряхнул плечами, будто бы собирался здесь же, прямо на сене, пуститься в присядку. — Все надо уметь, — сказал он убежденно. — Жил в лесу, молился пням. Знаешь эту пословицу?
— Нет.
— То-то оно и есть. Эх ты, голова — руки — ноги! — с сожалением и сочувствием посмотрел Бесергенев на Порфирия. — А я много знаю пословиц. Эта, что сейчас сказал, к тому, чтобы куда ты ни попал, а должен соображать. Жить, Порфишка, надо умеючи. Ты желаешь толковать о смысле жизни?
— Очень желаю.
— Ну вот и ладно. Главное, конешно, бог. Но опять же есть пословица: богу молись, а к берегу гребись. А это опять, значит, кругом соображай и вникай. Можно иной раз жисть и хитростью подпереть. Надо быть умным, Порфишка! Понял?
— Понемногу, Михаил Алексеич, вникаю.
Порфирий не соврал, он действительно чувствовал себя сегодня особенно, не как всегда, обычно плохо разбирающимся во многом. Он кое-что начинал смутно понимать из того, о чем говорил ему Бесергенев.
На конюшне, освещенной одним только керосиновым фонарем, был тихий и теплый полумрак. Лошади хрустко жевали душистое сено, изредка поворачивая головы на сеновал, будто бы им было очень интересно слушать, о чем бубнят старики.
Только «Силач» не хотел ни сена жевать, ни Бесергенева слушать, а был налит горячим желанием действовать. Он ухитрился отвязаться, разгуливал по конюшне, оглядывал лошадей, навастривая строгие уши и сердито шевеля ими. Подойдя к «Милочке», «Силач», на секунду задумался, вскинул голову и заржал призывно и громко.
— Что такое? — всполошился Порфирий и, живо спрыгнув с сена, побежал к лошадям.
«Силач» его всегда слушался и сейчас не стал упираться, когда Порфирий погнал его от «Милочки» на свое место, и дал себя привязать, однако, косясь то в сторону «Милочки», то на Порфирия, будто раздумывал, стоит ли и сегодня слушать кучера, не лучше ли будет лягнуть его и опять убежать к «Милочке».
— Ну, что там? — спросил Бесергенев, когда Порфирий, привязав «Силача», вновь залез на сено.
— «Силач» отвязался.
— Так, — Бесергенев презрительно ухмыльнулся, — говоришь, начинаешь вникать, а «Силач» отвязался. Дождешься, что он тебе ухо откусит. По-настоящему надо вникать. Кони, братец, принадлежность серьезная. — Бесергенев вздохнул задумчиво. — За конем надо ухаживать больше, чем за отцом родным. Потому — нет коня, значит, и отца на старости лет нечем утешить. Конь, все крестьянство кормит. Я в деревне брату своему лошадь оставил — тоже ха-а-а-ро-ший конек, — похвалился Бесергенев.
На самом деле у него лошадь была очень неказистая. Морда тупая, ничего не выражающая, бока худые, с вечно выпирающими ребрами. В работе она была нетороплива и шевелилась только тогда, когда ее понукали. А стоило Бесергеневу сомкнуть рот, она сию же минуту останавливалась и закрывала глаза — безнадежные и слезливые.
Но у других, у брата его, например, совсем никакой лошади не, было, и потому-то Бесергенев, даже втайне, редко ругал свою худобу, внешне всегда относился к ней ласково, а на людях громко гордился ею и похвалялся.
Как бы то ни было, а лошадка все-таки не давала умирать с голоду, обрабатывала скупую бесергеневскую полоску. Правда, она часто выбивалась из сил, тогда вместе с нею впрягался в соху и сам Бесергенев, и они вдвоем тянули ее веселей.
Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».