Избранное - [81]

Знаете, я обычно встречаю рассвет среди цветов. Проснувшись, я первым делом внимательно разглядываю мои цветы, любуюсь каждым листиком, каждым лепестком. Цветы тоже смотрят на меня. Я одинока, как веточка орхидеи, не нашедшая себе ствола-опоры. А Вы вполне могли бы стать для меня такой надежной опорой. Почему же я не спешу с ответом?

Не думайте, что я полюбила Вас потому, что вдове осточертело одиночество и мне захотелось опереться на Ваше плечо. И совсем не потому, что нелегко устоять перед славой победителя, — хотя я жила при прежнем режиме и была свидетельницей его краха. У меня есть более серьезные основания, чтобы полюбить Вас.

Живя в Сайгоне до освобождения, поневоле приходилось задумываться о том, кто они такие, вьетнамские коммунисты, или «вьетконговцы», как их называла здешняя печать. К восемнадцати годам, к тому времени, когда я уже стала студенткой и научилась самостоятельно мыслить, у нас на Юге трудно было сыскать простачка, который бы всерьез верил россказням о том, что вьетнамские коммунисты — жалкие, ничтожные люди. Смешно верить анекдоту, будто «северяне» столь субтильны, что, повиснув вчетвером на хвостике папайи, не в силах переломить этот хвостик. До нас уже доходили слухи, что «вьетконговцы» предпринимают наступательные операции не только за пределами Сайгона, но порой устраивают переполох и на ближайших подступах к городу и появляются даже в самом городе. Они вездесущи, как бесовское наваждение… Мы, обитатели дальнего тыла, привыкли не доверять пропагандистским сказкам, которыми пестрели газеты, мы больше полагались на собственную сообразительность. Так, например, в Сайгоне однажды власти устроили выставку оружия, «захваченного у вьетконговцев». И совсем неожиданно выставка эта заставила нас всех усомниться в разглагольствованиях властей о том, что вьетконговцы слабы — только и знают, что отступать. Мы вдруг поняли, что они сильны, коль скоро у них такое оружие.

Иногда нам устраивали встречи со студентами, бежавшими «с той стороны», с солдатами, кадровыми работниками, «пробравшимися» к нам по горным тропам хребта Чыонгшон. Начиналась шумиха в печати, выступления деятелей литературы и искусства… Посмотреть на этих «вьетконговцев» было любопытно. Их заставляли произносить речи про то, что в Северном Вьетнаме, дескать, «нет свободы», а «интеллигенция, деятели литературы и искусства страдают от репрессий». Нам хотелось не столько послушать, сколько посмотреть на них: зеленые юнцы, у которых вроде бы и нет ничего за душой, выступали с докладами, толковали о свободе, о правах интеллигенции и деятелей литературы и искусства, при этом у них проскальзывало такое понимание сути вопроса, которое приводило нас в изумление. Откровения этих людей, которые «капитулировали, пришли с повинной, вернулись к настоящей жизни», все же помогали нам кое-что узнать о Северном Вьетнаме, о коммунизме, заставляли нас думать, спорить…

На лекциях нас, студентов, беспрестанно пичкали всякими небылицами, но мало кто из нас верил официальным наставникам, разглагольствовавшим с кафедр. Мы куда больше верили газетам и журналам, выходившим в Северном Вьетнаме, которые тайком передавали из рук в руки. Одного парня — он мне очень нравился — бросили в тюрьму только потому, что у него нашли северовьетнамские издания. Он был усердным студентом, не ходил на демонстрации, не проводил бессонных ночей за жаркими спорами, не участвовал в студенческих сходках и не пел революционных песен, но его зверски пытали, потом отправили в тюремную больницу. Там он и умер…

Потом я вышла замуж. Этот питомник орхидей основал мой муж. Помнится, муж как-то показывал мне открытки: на них были орхидеи, выращенные любителями в Ханое, орхидеи, которые выросли в цветнике у самого Хо Ши Мина (теперь я знаю, что эти открытки широко распространялись в Северном Вьетнаме и что Хо Ши Мин увлекался орхидеями уже тогда, когда жил в хижине во дворе бывшей резиденции французского генерал-губернатора в Ханое[41], еще до того как для него неподалеку был построен деревянный дом на сваях, который сейчас превращен в музей). Муж показывал мне и открытки с орхидеями, которые росли около дома генерала Во Нгуен Зиапа, открытки, на которых были изображены орхидеи, украшавшие дула орудий на танках советского производства, воевавших в Южном Вьетнаме, а один танк был усыпан орхидеями, словно его искусно замаскировали. Орхидеи были на вещевых мешках кадровых работников и солдат, преодолевавших перевалы и переправлявшихся через горные ручьи, орхидеи были в крытых пальмовыми листьями жилых помещениях и в военных штабах секретной зоны Тэйнинь, находившейся на территории, контролируемой Фронтом освобождения, орхидеями маскировали нейлоновые палатки в джунглях…

Я расскажу потом, каким образом эти открытки оказались у моего мужа. Благодаря этим открыткам, пусть не покажется это странным, у меня сложилось свое представление о северянах. Помнится, еще муж рассказывал мне, что некий ханойский любитель орхидей окружил свой садик проволокой с электрическим током, но это не помогло и орхидеи были похищены! Откуда такое пристрастие к цветам у этих людей?