Избранное - [204]
Мертали подошел к Халису.
— Ты уж завари чайку, земляк, — попросил он.
Когда открылась бакалейная лавка, Мертали купил растительного масла, маслин, хлеба и халвы. Солнце только-только взошло, когда все уселись перекусить.
— К осени я принесу тебе рассаду цветов — это будет мой подарок на новоселье.
Старый Шемистан стал прощаться. Дети поцеловали ему руку. И Гюлистан поцеловала. Мертали крепко обнял старика. Он проводил его до самого шоссе. Они вместе ждали маршрутное такси. Ждали долго. Мертали не уходил: хотел подсадить старика вместе с его шлангом и киркой. Наконец со стороны Гюндегмеза подъехал минибус. Двое пассажиров сошли. Ожидающих было трое. Один сразу же сел.
— Я тоже поеду, Мертали. Доберусь до Улуса, а там пересяду.
— Счастливого тебе пути. Будь здоров. Спасибо тебе, дорогой.
Подошел нарядно одетый помощник шофера, взял Шемистана за руку.
— Садись, дядюшка! Не будем же мы тебя ждать двое суток!
Ох уж эти городские парни! Еще и трех недель не прошло, как приехал из деревни, а смотришь, уже стал развязным и наглым. Никакого тебе уважения к старости. Минибус загудел. «Прыгай!» — закричал помощник шофера, прыгнул сам, дернул старого Шемистана за шиворот. В эту секунду шофер резко рванул с места. Старик повалился ничком. Хорошо хоть не расшибся, только лоб немного оцарапал.
— Садишься — так садись, нет — так нет, — проворчал громко помощник шофера. — Еще попадешь под колеса, отвечать придется. Скажут, человека задавил. А какой ты человек?
Минибус уже скрылся за поворотом, когда старый Шемистан поднялся с песчаной обочины. Он посмотрел в лицо Мертали, но не сказал ни слова. И Мертали молчал.
«Домов понастроили, городов понастроили, а о доброте, человечности совсем забыли», — хотел было сказать Мертали, но придержал язык. Он терпеть не мог такого вот хамства. Но что поделаешь? Это ли подобает сказать старому Шемистану?
— Откуда тебе знать, человек я или нет, а если человек, то какой? — вдруг со злостью закричал Шемистан. — Вот осел! Ты хоть раз приходил ко мне в гости? Побыл у меня хоть полдня? Просил ли хоть раз о помощи? Откуда тебе знать, скотина! — Он раскричался так, будто хотел, чтобы его слышала вся столица, все города: пусть это будет им уроком человечности. — Сводник проклятый!
Мертали вдруг вспомнил, будто молния в уме блеснула, что в кармане брюк у него завалялись две двадцатки и одна десятка. Он принялся останавливать идущие мимо такси. Три, четыре. Пятое, слава Аллаху, остановилось.
— Отвези дядюшку в махалле Фатих, брат, — попросил Мертали шофера. — Вот тебе деньги. Доставь его прямо к дому.
Он протянул ладонь с деньгами, готовый, если надо, отдать их все.
— Не надо, племянничек. Я уж как-нибудь сам доберусь, — запротестовал старик.
Шофер взял двадцатку.
— Выговор у тебя точь-в-точь как в моих родных краях. Земляки мы, видно. Хватит и двадцати.
Они уложили шланг и кирку в багажник. Мертали помог Шемистану усесться на заднее сиденье. Почтительно поцеловал ему руку. Отступив на полшага назад и, как в прежние армейские дни, поднеся руку к козырьку, вытянулся по команде «смирно», от всей души желая счастья своему земляку.
Перевод А. Ибрагимова.
Кузлусайская мечеть
Рабочий день уже близился к концу, когда весь муниципалитет взбудоражила нежданная весть: с Мевлюдом-эфенди, одаджи начальника отдела по делам науки и техники, случился удар — отнялась правая сторона тела. Всего несколько минут назад он гордо восседал на своем стуле, и вот — на тебе! — лежит с закатившимися глазами и перекошенным ртом. Его недоброжелатели — а их тут было предостаточно — злорадствовали: так ему и надо, поделом! Злорадствовали не только простые курьеры и уборщики, но и секретари, чиновники, даже помощники начальников. Излишне говорить, что на всех физиономиях, однако, выражалось подобающее случаю соболезнование. Громкие ахи и вахи перемежались вполне деловыми предложениями: «Поднимите его», «Вызовите „скорую помощь“», «Позвоните домой», «Доложите уважаемому господину мэру!» Сутолока была как во время землетрясения. Но лишь простофили, не ведающие, что корни недуга, именуемого двуличием, уходят в самую глубь земли, вплоть до расплавленной магмы, не чувствовали злорадства, скрытого в этих ахах и вахах.
В свое время все завидовали внезапному возвышению Мевлюда-эфенди. Осуждение высказывалось сначала легкими намеками, потом открыто, во весь голос. Но что можно было поделать? Стрела вылетела из лука, ее не воротишь. Подстегивало Мевлюда-эфенди не столько его собственное честолюбие, сколько честолюбие его супруги. Продолжая оставаться одаджи начальника отдела по делам науки и техники, он в то же время возглавлял комитет по строительству мечети в Кузлусае. Пять лет тому назад он был одаджи начальника отдела здравоохранения. Уже в те времена он состоял членом комитета по строительству другой — не Кузлусайской — мечети. Должность одаджи при начальнике отдела по делам науки и техники куда влиятельнее, чем такая же должность при начальнике отдела здравоохранения. Еще большее расстояние между членом комитета и его председателем. Головокружительный взлет, не правда ли? Вполне понятно, что у Мевлюда-эфенди было столько завистников.
Повести и рассказы молодого петербургского писателя Антона Задорожного, вошедшие в эту книгу, раскрывают современное состояние готической прозы в авторском понимании этого жанра. Произведения написаны в период с 2011 по 2014 год на стыке психологического реализма, мистики и постмодерна и затрагивают социально заостренные темы.
«Улица Сервантеса» – художественная реконструкция наполненной удивительными событиями жизни Мигеля де Сервантеса Сааведра, история создания великого романа о Рыцаре Печального Образа, а также разгадка тайны появления фальшивого «Дон Кихота»…Молодой Мигель серьезно ранит соперника во время карточной ссоры, бежит из Мадрида и скрывается от властей, странствуя с бродячей театральной труппой. Позже идет служить в армию и отличается в сражении с турками под Лепанто, получив ранение, навсегда лишившее движения его левую руку.
Ольга Леднева, фрилансер с неудавшейся семейной жизнью, покупает квартиру и мечтает спокойно погрузиться в любимую работу. Однако через некоторое время выясняется, что в ее новом жилище уже давно хозяйничает домовой. Научившись пользоваться интернетом, это загадочное и беспринципное существо втягивает героиню в разные неприятности, порой весьма опасные для жизни не только самой Ольги, но и тех, кто ей дорог. Водоворот событий стремительно вырывает героиню из ее привычного мирка и заставляет взглянуть на реальный мир, оторвавшись, наконец, от монитора…
Вена, март 1938 года.Доктору Фрейду надо бежать из Австрии, в которой хозяйничают нацисты. Эрнест Джонс, его комментатор и биограф, договорился с британским министром внутренних дел, чтобы семья учителя, а также некоторые ученики и их близкие смогли эмигрировать в Англию и работать там.Но почему Фрейд не спешит уехать из Вены? Какая тайна содержится в письмах, без которых он категорически отказывается покинуть город? И какую роль в этой истории предстоит сыграть Мари Бонапарт – внучатой племяннице Наполеона, преданной ученице доктора Фрейда?
Герберт Эйзенрайх (род. в 1925 г. в Линце). В годы второй мировой войны был солдатом, пережил тяжелое ранение и плен. После войны некоторое время учился в Венском университете, затем работал курьером, конторским служащим. Печататься начал как критик и автор фельетонов. В 1953 г. опубликовал первый роман «И во грехе их», где проявил значительное психологическое мастерство, присущее и его новеллам (сборники «Злой прекрасный мир», 1957, и «Так называемые любовные истории», 1965). Удостоен итальянской литературной премии Prix Italia за радиопьесу «Чем мы живем и отчего умираем» (1964).Из сборника «Мимо течет Дунай: Современная австрийская новелла» Издательство «Прогресс», Москва 1971.
Таиланд. Бангкок. Год 1984-й, год 1986-й, год 2006-й.Он знает о себе только одно: его лицо обезображено. Он обречен носить на себе эту татуировку — проклятие до конца своих дней. Поэтому он бежит от людей, а его лицо всегда закрыто деревянной маской. Он не знает, кто он и откуда. Он не помнит о себе ничего…Но однажды приходит голос из прошлого. Этот голос толкает его на дорогу мести. Чтобы навсегда освободить свою изуродованную душу, он должен найти своего врага — человека с татуированным тигром на спине. Он должен освободиться от груза прошлого и снова стать хозяином своей судьбы.
Грозное оружие сатиры И. Эркеня обращено против социальной несправедливости, лжи и обывательского равнодушия, против моральной беспринципности. Вера в торжество гуманизма — таков общественный пафос его творчества.
Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.
Веркор (настоящее имя Жан Брюллер) — знаменитый французский писатель. Его подпольно изданная повесть «Молчание моря» (1942) стала первым словом литературы французского Сопротивления.Jean Vercors. Le silence de la mer. 1942.Перевод с французского Н. Столяровой и Н. ИпполитовойРедактор О. ТельноваВеркор. Издательство «Радуга». Москва. 1990. (Серия «Мастера современной прозы»).